Дело и тело историков

Иезуитская логика российской власти удивляет только людей, не посвященных в российские реалии. Это с их точки зрения приговор художнице Саше Скочиленко, журналистке Марии Пономаренко или другим людям за попытку свободно мыслить является произволом.

Люди же посвященные прекрасно понимают, что Россия в своем развитии, если она хочет сохраниться в нынешних границах, не говоря уже о попытках прирасти территориями, может опираться исключительно на ЕДИНОМЫСЛИЕ.

Причем я убежден в том, что на усиление репрессий путинский режим спровоцировали в значительной степени те, кто вступил с ним в прямую конкуренцию, т.е. пытается утверждать, что Россия может сохраниться в качестве либеральной империи от ПРБ, Яшина или других имперцев.

Внутривидовая борьба не может не быть самой жестокой, т.к. она ведется в наиболее узком ареале обитания и на одних участках пищевой цепи. Но даже в среде посвященных людей нынешний беспредел вызывает непонимание. Например, если человек выступает с антивоенной позиции, то на этом основании путинская власть может признать его врагом, бесчеловечный срок наказания в таком случае — это по аналогии с известным диалогом Сталина и поверившего ему Фейхтвангера, вопрос исключительно культуры и улавливания тренда со стороны экзекуторов.

А историков, мол, за что?

Историки и краеведы, казалось бы, не посягают на святое святых — на СВО и сегодняшнюю бесчеловечность. Такая постановка вопроса совершенно неправомерна и не вписывается в "линию партии". Более того, текущий момент не предполагает "относиться к людям помягше, а вопросы ставить поширше". Тем более к историкам. Тому есть две главные причины.

Во-первых: "История составляет в России часть казенного имущества, это моральная собственность венценосца, подобно тому, как земля и люди являются там его материальною собственностью; ее хранят в дворцовых подвалах вместе с сокровищами императорской династии, и народу из нее показывают только то, что сочтут нужным" (Астольф де Кюстин).

История в России — это даже не материальная, а сакральная собственность власти. Хотя бы на том основании, что с ее позиций можно обосновать претензии и права власти и на землю, и на людей.

Но ведь точно так же можно эти права опровергнуть.

Таким образом, власть видит в этом покушение на свою собственность, причем в неограниченных масштабах. Поэтому история и охраняется соответствующим образом.

В СССР в период 1938–1960 гг. история (я имею в виду архивы) вообще была отнесена к ведению НКВД-МВД, а потом к ведению историков в штатском.

Я лично очень хорошо помню, как в 1992–93 гг. очень часто встречал на Старой Площади в приемной Д.А. Волкогонова генерал-лейтенанта КГБ А.А. Краюшкина. А он в то время занимал должность начальника управления регистрации и архивных фондов — хранитель всех архивов чекизма. И хорошо знаю, что только благодаря усилиям Д.А. Волкогонова, Р.Г. Пихои и некоторых других людей история на короткое время вышла из-под контроля государства, был организован доступ исследователей в архивы, значительная часть архивных документов попала на Запад, то есть вышла на свободу. Я уже не говорю о том, сколько людей было реабилитировано благодаря этому. Но это вовсе не означает, что даже в этот период история полностью освободилась. Усилиями того же Д.А. Волкогонова прежде всего были преданы гласности и частично отправлены на Запад архивные документы, представлявшие интерес для его научной деятельности, причем это даже ему давалось не без труда.

Несмотря на то, что этим много занимались и А.Н. Яковлев, и ряд других известных и влиятельных людей, несмотря на деятельность целой комиссии по рассекречиванию исторических документов, это продолжалось недолго. Комиссия по рассекречиванию документов как бы продолжает функционирование и сейчас, но она это делает не в законном, а в плановом порядке.

В нормальном правовом государстве документы рассекречивают по происшествии определенного срока. В путинской же России — исключительно для того, чтобы подобрать некие исторические аргументы для власти.

Более того, ни в одном правовом государстве нет подобных историко-силовых структур, как "Комиссия по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России". Во многих государствах имеются исторические общества. Но лишь в России и Российское Историческое Общество (РИО), и Военно-Историческое Общество (ВИА) являются по сути элементами системы власти, возглавляются руководителями силовых структур. Только в России учебниками истории и трактовкой исторических событий занимается не научное сообщество, а непосредственно власть, причем на повседневной основе. Корректировка учебника истории и представление его откорректированной версии Р. Кадырову — яркое тому подтверждение.

Проблема истории России напрямую упирается в иррационализм российского государства. Именно этим объясняются преследования историков и краеведов, вскрывающих или распространяющих независимые от власти исторические знания.

Ю. Дмитриев предал гласности преступления власти в Карелии, и в отношении него было сфабриковано уголовное дело.

А питерский провластный историк Б. Соколов, совершивший реальное жестокое убийство своей аспирантки, понес, и то под давлением общества, менее суровое наказание, причем есть информация, что он в ближайшем будущем может оказаться на свободе.

В то же время питерский краевед Д. Витушкин арестован за пост в соцсети.

Официальная история России — это, по сути, лженаука, так как она фактически противостоит реальной истории субъектов России и их стремлению, в т.ч. на ее основе, обрести независимость или как минимум правосубъектность.

История в нынешней российской интерпретации — это еще и монополия на истину. Соответственно, любое покушение на это истолковывается соответствующим образом.

Во-вторых, "Русская История до Петра Великого — одна панихида, а после Петра Великого — одно уголовное дело" (Фёдор Иванович Тютчев).

Разумеется, что и отношение власти к истории определяется именно этим соображением. Власть не может построить в стране нормальную жизнь, потому что считает себя правопреемником той самой российской власти, деяния которой описываются преимущественно статьями Уголовного Кодекса во все времена. И продолжает черпать в этом вдохновение, а не стремится разорвать эту нить.

С одной стороны, власть заинтересована в фальсификации истории или даже ее мифологизации. Ее, например, абсолютно устраивает эксплуатация мифа Е. Кривицкого о 28 панфиловцах. Но совершенно не устраивает правда о том, что некоторые из них (ст. сержант Добробабин) были тайком лишены звания Героя Советского Союза за службу в немецкой полиции вместо бессмертного подвига.

А Гражданская война, деятельность ЧК-ОГПУ-НКВД? А Большой террор, а деятельность И. Сталина и Политбюро? А сегодняшние деяния ОПГ "Кремль"?

Кто заинтересован в том, чтобы о них говорили открыто с документами на руках?

В-третьих,

Раздавайся, гром победы!
Пойте песню старины:
Бились храбро наши деды;
Бьются храбро их сыны.
В. Жуковский

В России усилиями власти сформировано представление об истории как о череде непрерывных побед и достижений. Это и не так, и цена этих побед, равно как и достижений, властью замалчивается.

В-четвертых, "Если я усну и проснусь через сто лет и меня спросят, что сейчас происходит в России, я отвечу: пьют и воруют". Власть не просто устраивает, а она все делает для того, чтобы подобная практика была запрограммирована на будущее. Тем более такая власть, как сейчас, и с теми возможностями, которые она для себя создала. Именно для этой цели она использует политизацию истории. И естественно, что она не намерена ее выпускать из подвалов.

История в России может стать свободной, лишь освободившись от российского государства и став историей Сибири, Дальнего Востока, Урала, Кавказа и т.п.

В любом другом случае она будет представлять из себя либо имущество, либо средство. А соответственно, быть опасной.