В перестройку среди множества потрясений от ставшей доступной, а вчера еще запретной информации и литературы, у меня было, пожалуй, два основных.
Первое — это номер "Огонька" с "Матрениным двором" Солженицына, с портретом автора. Помню, я много раз открывал этот номер, смотрел на фотографию писателя, перечитывая под ней, черным по белому — "Александр Солженицын" — и все не верил, что это может быть напечатано в советском журнале, да еще самом массовом. Ведь еще совсем недавно Солженицына если и упоминали в советской печати, то не иначе как с характеристикой "отщепенец", а хранение дома "Нового мира" за 1962 год или "Роман-газеты" за 1963-й с "Иваном Денисовичем", изъятыми из всех библиотек, являлось криминалом и могло послужить источником больших неприятностей.
Еще не был напечатан "Архипелаг Гулаг", но именно эта первая перестроечная публикация Солженицына прозвучала для меня первым звонком, после которого я понял, что земля под советской властью серьезно закачалась.
А второе потрясение — это был "Чонкин" Владимира Войновича. По тексту романа там было разбросано множество разных откровений, но главным из них стала, конечно же, сцена допроса капитана органов Миляги, решившего, что он попал в плен к немцам и, дабы объяснить место своей работы, он "вдруг нашел неожиданный эквивалент: — Их бин арбайтен ин руссиш гестапо".
Поставленные на одну доску: КГБ — Гестапо, Сталин — Гитлер, причем, не какими-нибудь "вражескими" голосами, а советским журналом "Юность", где был напечатан "Чонкин" — это был действительно шок. Причем, именно "Чонкин" сыграл — во всяком случае, для меня — более важную роль в избавлении от последних иллюзий по поводу существа советской власти, хорошего Ленина, которого извратил плохой Сталин и т.д., чем вскоре прочитанный "Архипелаг Гулаг" Солженицына. Потому что "Гулаг" — это трудное, тяжелое чтение, это обнаженная документальная правда. Не каждый одолеет. А "Чонкин" читался на одном дыхании. И вдруг — как обухом по голове, сцена с Милягой — и ты только ахаешь, пораженный этим открытием: КГБ тождественна гестапо, Сталин тождественен Гитлеру. Точка.
Именно смеясь, человечество расстается со своим прошлым.
Признаюсь честно, роман "Москва-2042" в те годы показался мне несколько надуманным, искусственным. Этакая политическая фантастика, не имеющая — и, слава богу! — шансов на воплощение. Какое, казалось, может быть воплощение, какая реставрация?! — Это после "Чонкина"-то! После публикации романов Солженицына! А уж сращивание церкви и государства — того государства, которое уничтожало священников и взрывало церкви! — и вовсе казалось не просто фантастикой, а фантастикой ненаучной. И только после воцарения на кремлевских галерах Путина я в полной мере оценил "Москву-2042" и предвидение Войновича.
Ошибка, заблуждение нормальных людей, радовавшихся краху советской власти, были, по-видимому, в том, что они считали главным злом именно советскую власть, коммунистическую идеологию. Но, как стало понятно теперь, главное зло России, ее многовековое проклятие — это ее неистребимая имперская суть, которая на время, в 20-м веке, приняла крайнюю форму коммунизма. И после его краха эта имперская суть никуда не делась.
Именно общностью имперских взглядов объясняется неожиданная симпатия, вдруг вспыхнувшая между Александром Солженицыным и Владимиром Путиным, выкормышем организации, травившей писателя. Именно имперской сутью России объясняется неожиданное слияние путинского режима с православием.
Теперь просто оторопь берет от того, насколько казавшаяся ненаучной фантастикой "Москва-2042" последовательно и скрупулезно воплощается в жизнь. Как будто бы Путин с карандашом в руке штудировал этот роман и использовал как руководство к действию. Взяв повышенные обязательства по срокам.
Даже отца Звездония предвидел Владимир Николаевич.
Человечество, смеясь, конечно, расстается со своим прошлым.
Но только не Россия.
У нее и тут особый путь.
P.S. 17 июня — не верится, всего месяц с небольшим назад — мне посчастливилось быть на встрече Владимира Войновича с творческой интеллигенцией в Мюнхене. Посиделки в кругу единомышленников. На встрече, в том числе, был писатель Борис Хазанов и легендарная Майя Туровская, автор сценария фильма Михаила Ромма "Обыкновенный фашизм".
Владимир Николаевич читал свой старый рассказ 1967 года "В кругу друзей", ставший теперь, как и роман "Москва-2042", снова актуальным.
Несколько фотографий с этого вечера. На общей фотографии слева от Владимира Николаевича через одного — Борис Хазанов; напротив Войновича — Майя Туровская.