Современно по большому счету все то, что мы видим. Однозначно определить, что такое современность, я думаю, невозможно — сколько людей, столько и мнений. Наше общество не является гомогенным. У разных слоев и разных поколений свои представления о современности. Старики, зрелые люди, молодежь; жители столицы и регионов — все они имеют разные взгляды на жизнь и, соответственно, поведения.
В связи с этим перед политическими партиями стоит важная задача:
выделить свою целевую аудиторию и руководствоваться ее требованиями к современности.
В том случае, если партия пытается ориентироваться сразу на все слои населения, то неизбежно произойдет эклектика стилей. Такую политику может позволить себе только большая партия, обладающая значительными ресурсами. Да и в этом случае издержки неизбежны. Для того чтобы бороться за симпатии большинства, а не ограниченной целевой аудитории, необходим или мощнейший идеологический заряд универсального свойства, или очень серьезные, масштабные ресурсы. Поэтому, на мой взгляд, если нет ни того, ни другого, то лучше для начала сосредоточиться на целевой аудитории, ее специфике восприятия окружающего мира.
Современность — вещь неуловимая, очень сложная, тем более в России. Есть, к примеру, религиозные люди, у которых вообще обратная жизненная перспектива. Они руководствуются эсхатологическим представлением о жизни, в соответствии с которым все идет от хорошего к плохому, то есть к концу света. Другие люди придерживаются прогрессистской парадигмы, то есть считают, что все новое — это хорошо. А хорошо ли на самом деле? Это большой вопрос.
Что касается модернизации, то большинство все-таки связывает ее с экономикой. Современная техника, современная одежда, современное комфортное жилье и т. д. — в этом контексте понятие "современный" окрашено в позитивный цвет. Каждому понятно, что новая машина лучше, чем старая, если она лучше выглядит и ездит. Но что касается остальных сфер: политики, общественной жизни, — здесь представления самые разные. Мне кажется спорным утверждение, что только прогрессивно мыслящий (в политическом и философском смысле) человек создает новую технику. Это дискуссионный вопрос, и точку в нем поставить трудно. Понимать под модернизацией необходимость совершенствования управленческих технологий тоже спорно, так как критерии эффективности могут быть разные. С некоторой натяжкой современным можно назвать то, что позволяет решать актуальные задачи, отвечать на вызовы времени.
Исходя из этого, на вопрос: "Является ли наша оппозиция современной?" — я отвечаю: "Нет".
Оппозиция не решает стоящую перед ней задачу увеличения своего электората, ее действия не ведут к этому.
У левых, я имею в виду прежде всего КПРФ, стабильная электоральная база —15-20 процентов. Если бы им не мешали выступать по центральным каналам, то они могли бы взять и 25 процентов. Но электорат левых, преимущественно состоящий из стареющих людей, в силу естественных причин сокращается. В то же время значительного притока молодежи не наблюдается, несмотря на то, что левые идеи и у нас, и во всем мире пользуются большой популярностью.
Очевидно, левая оппозиция нуждается в модернизации. На мой взгляд, если левые хотят набирать очки, то они должны ориентироваться на антиглобалистское движение: менять стилистику, кадровый состав. Косность руководства мешает этому обновлению. Видимо, руководители КПРФ рассуждают примерно так: нынешние 15 процентов — это надежно, если уйдут старые кадры, а новые не придут или новая стилистика станет причиной потери имеющегося электорального ядра, то будет хуже. Таким образом, они делают ставку на стареющий, но надежный электорат, ностальгирующий по советской эпохе.
Это "синица в руках". Но будущее наступает неотвратимо, и перспективы "поймать журавля" у российских коммунистов пока не наблюдается.
Либеральная же оппозиция и концептуально, и организационно намертво застряла в девяностых годах, и все ее рецепты оттуда.
Это смешно. Понятно, что на то время у многих либералов пришелся пик карьеры, но это не означает, что тогда было все прекрасно. Нельзя двигаться вперед, призывая вернуться назад. Нельзя сочинить миф о советском времени, как это делают коммунисты, о том, как все было прекрасно при дедушке Ельцине. Ведь все помнят, что происходило в девяностых. При этом отличие либеральной оппозиции от власти нивелируется, потому что Путин сам является выдвиженцем Собчака и Ельцина, а это две "иконы", два символа девяностых годов. Идеологи либеральной оппозиции еще мыслят категориями того времени, они постоянно пытаются реминисцировать на эту тему, и тем самым концептуально делают свои усилия бессмысленными, отталкивают многих потенциальных сторонников. Молодежи их призывы непонятны, а среднее и старшее поколение не обманешь — они все это проходили. Я считаю, что либеральное движение тоже должно провести тотальный ребрендинг, полностью избавившись от связи с девяностыми годами, этот груз висит на нем гирей.
Одна из проблем — лидеры. Они все те же. Очевидно, что в либеральном движении есть и молодые политики не из девяностых, но главное то, кого люди считают либералами. Вот сегодня некоторые воспринимают ИНСОР как идеологический центр либерального движения. Но какие бы Институт ни предлагал концепции, как только их связывают с личностями из девяностых и конца восьмидесятых, а также практиками того времени, доверие моментально исчезает. Возможно, либералам девяностых не нужно публичного покаяния. Да никто в него и не поверит. Но концептуально должен быть полный отказ от девяностых. Потому что все проблемы, включая непрозрачные выборы, родом оттуда. Прозрачные выборы начались в 1989-1990 годах и закончились в 1993-1996 годах, и все это прекрасно знают. Попытки представить дело иным образом, будто все беды начались только в 2004 году с посадки Ходорковского, выглядят неубедительно.
Если оппозиция не перестанет ассоциироваться с девяностыми, она зайдет в концептуальный тупик.
Идеологи и технологи оппозиции должны это понимать.
На мой взгляд, проблема здесь заключается в том, что у людей просто не хватает то ли мужества, то ли ума признать собственные ошибки. Прослеживается какая-то полурелигиозная тенденция сакрализации девяностых. Весьма характерно, что сейчас к этому подключается и сама власть. Я лично всегда считал, что современный российский либерализм имеет черты некритичной религиозной веры, а оттого и страдает максимализмом, схожим местами с большевистским, а также беспощадным отношением к несогласным и в целом к людям.
Допускаю, что многие осознают это, в том числе и Гарри Каспаров. Но у него, на мой взгляд, нет веса как у политика. Каспарова все воспринимают как шахматиста. У него гораздо больше сторонников на Западе. Главная проблема Каспарова — явная ориентация на Запад. Он внушил западным политикам, западным избирателям, что является представителем оппозиции в России, но работать надо с собственной аудиторией, в стране, где делаешь политику, карьеру. То, что Каспарова снимают западные журналисты, никого в России не волнует. Во-первых, это никто не видит, во-вторых, такое поведение вызывает отторжение. Любому населению имманентно присущ патриотизм. В США можно критиковать власть, но если политик при этом обращается вовне, то он получает отрицательное реноме. Политик должен это учитывать и работать, иначе проиграет.
Впрочем, точно такие же проблемы и у других лидеров либеральной оппозиции. Например, у бывшего премьер-министра Михаила Касьянова, который сейчас пытается выступать с популистских позиций. Когда общественный деятель рассуждает о бедности, сидя у себя в трехэтажном доме или в самолете, который летит на Мальдивы, очевидно, что никто ему не поверит. Такой политик может успешно продавать свои интервью на Западе, но на выборах в России он получит ноль процентов.
Политических перспектив нет и у Ходорковского. Миф о его популярности также годится только для внешнего потребления.
Для получения грантов, например. Этот человек никогда не был популярен в России, он известен среди западных политиков, журналистов, наших либералов и части медиатусовки. Ходорковского, видимо, примет Запад. Там он будет писать книги, влияя на общественное мнение европейцев. Для политика, который хочет состояться в России, попытка ориентироваться на западную аудиторию провальная. Собственно, это тоже штамп девяностых годов, когда руководство нашей страны очень прислушивалось к Западу. Популярность на Западе производила впечатление на Ельцина или еще кого, за счет этого можно было приобрести влияние в стране. Сейчас такая схема не работает и не будет работать, по крайней мере в ближайшее время.
Оппозиция встанет на путь обновления, когда поймет, что действительно нужно стране. Мне кажется, всеобщий доступ к широкополосному Интернету или что-то в этом роде, не является достойной целью модернизации. Это все примочки, коммерческий ход, а что с целью — неясно. На мой взгляд, современной власть можно назвать в том случае, если она отвечает современным вызовам и решает актуальные задачи для блага населения, а не за его счет. Сегодня по-прежнему на повестке дня вопрос выживания нации, нашего цивилизационного проекта. Это и должно стать реальной целью модернизации, хотя пиар может быть любой — если слово "выживание" кажется кому-то депрессивным. Хотя людям неплохо бы понимать реальное состояние дел, так как это мобилизует, а видимость благополучия чаще всего расслабляет.
Глобализм, исповедующий безграничную свободу рынка, грозит фактическим вымиранием многим народам и государствам. По сути это новый фашизм.
Глобализаторы отводят России роль поставщика сырья. Они хотят видеть ее только в таком качестве.
Остальные, кто не добывает сырье, должны умереть, они не нужны сложившейся глобальной системе. Но спрашивается: почему мы должны добровольно затягивать эту петлю у себя на шее? Россия — уникальная цивилизация. У нас свое мировоззрение, свои ценности (хотя нас склоняют их забыть), в конце концов, свои управленческие решения, которые имеют свои преимущества. Например, в эту холодную зиму в Европе встали все поезда. Если бы там был такой же климат, как у нас, то у них вообще бы ничего не работало.
Мы должны вспомнить Иванушку, которого Баба-яга заставляла сесть на лопату, чтобы отправить в печь. "Научите, тетенька", — сказал Иванушка, а когда Баба-яга стала показывать, как это делается, он отправил в печь ее саму. Вот вам настоящая эффективная политическая технология. Мы любим ругать свои сказки, но с удовольствием заслушиваемся чужими, думая, что их сочинили для того, чтобы нам было лучше. А их сочинили, чтобы половчее отправить нас в печку.
России необходимы независимая финансовая система, протекционистские меры по защите отечественной промышленности.
У нашей страны должна быть своя обрабатывающая промышленность не столько даже для того, чтобы конкурировать на мировых рынках — по себестоимости продукцию китайцев и вьетнамцев еще не скоро догонит какая-нибудь другая в силу объективных причин, — сколько для того, чтобы сохранить свой собственный, внутренний рынок, свои технологические школы, квалифицированную рабочую силу и инженерные кадры. Если мы сохраним все это, то у нас будет шанс создать что-то более совершенное, чем существующие аналоги в мире. Визажисты-массажисты, офисные девушки, тусовщики и менеджеры по продажам не в состоянии бороться за лидерские позиции в мире. Это не их призвание.
Особо хочу отметить, что реализовывать обозначенные задачи необходимо с учетом прав и свобод человека. Нашим либералам-космополитам не грех вспомнить тех российских либералов, которые вынудили царя пойти на конституционные реформы. Последние были как минимум патриотами, а как максимум — своего рода националистами.
Кстати, актуальность умеренного национал-патриотического бренда очень хорошо продемонстрировала история с партией "Родина", которую "Единая Россия" откровенно испугалась.
Национализм, в данном случае экономический, отвечает на вызовы, а значит, он современен. И не важно, соответствует это какой-то идеологии, системе взглядов или нет.