Вечное возвращение самодержавия

Министр Сергей Лавров, любитель итальянского покроя при дворе кремлевского султана (как говорят в Milano Quadrilatero della Moda), однажды заметил, что Владимир Путин планировал СВО в Украине, находясь на связи с тремя советниками: Иваном Грозным, Петром Великим и Екатериной Великой. За этой иронией скрывается отрезвляющая реальность: самодержавие – вовсе не случайность, а скорее преднамеренная система, выкованная в насилии и поддерживаемая страхом. От России Ивана XVI века до Кремля Путина эта модель выдержала испытание временем, вознаграждая лояльность отжатыми с помощью силовиков активами и наказывая инакомыслие ссылкой или смертью. А по ту сторону Атлантики теперь уже Дональд Трамп с успехом адаптирует кремлевские методы к некогда казавшейся незыблемой американской демократии.

Как это получилась у любимого царя Сталина и у любителя Сталина Владимира Путина

Первый царь России Иван Грозный кодифицировал этот архетип в XVI веке с помощью Опричнины – политики государственного террора, которая защищала личные владения царя, отнимала земли у бояр и казнила инакомыслящих. Это были не столько чистки, сколько экономическое оружие, перераспределяющее собственность среди лоялистов, и инструмент финансирования бесконечных царских войн. Спустя столетия Сталин возродил эту модель, усовершенствовав ее с индустриальной точностью. НКВД копировал опричников даже в одежде, ликвидируя кулаков и соперников вождя, в то время как пропаганда, воплощенная в фильме1945 года Сергея Эйзенштейна "Иван Грозный", переосмыслила жестокость царя как искусство госуправления и объявила ее благодеянием. Запрет Сталина второй части фильма только подчеркивал: террор был не средством, а самой целью, служащей созданию единого государства. Сегодня Путин возродил опричнину как копирайтер, пишущий сценарий для эпохи государственного капитализма и гибридных войн. Прекрасный фильм "Царь" Павла Лунгина (2009) заново это переосмысливает, и отточенные в КГБ методы Путина – широко освещаемые уголовные процессы, переписывание истории и показательные убийства идут прямо по сталинскому сценарию. Насилие с этой точки зрения является таинством и признаком власти, и Путин совершает его с ритуальным рвением и технологическим совершенством, расширяя круги репрессий, поскольку сейчас в России нет неприкасаемых, кроме очень узкого круга его друзей. Как пишет Дмитрий Шушарин в своей книге "Русский тоталитаризм": "Такова природа вертикально организованного убийства, технологии царских и диктаторских чисток – они должны дойти до подножия пирамиды".

РПЦ и смертономика самодержцам в помощь

Православная церковь, как при царе Ивана, так и при Путине, служит не духовным прибежищем, а бюрократией, возникшей с санкции господа и разрешенная к применению государством. Иван IV задушил митрополита Филиппа за то, что тот осуждал опричнину, а затем превратил церковь в машину благословения государственного насилия. Также и Путин задушил православие, превратив его в смертославие, при полной поддержке иерархов РПЦ. Когда патриарх Кирилл (Гундяев) проповедует "священную войну" в Украине и оправдывает агрессию как духовный долг верующих, он следует заветам кровавого царя. РПЦ, которая до "раскола" 2014 года имела 55% приходов именно в Украине, утеряв свою базу, действует как гибридный институт – смесь Евангелия и устава ФСБ – легитимируя территориальные захваты с помощью ладана, икон, ракет и беспилотников. Смертославие предлагает отпущение грехов: когда государство убивает или заставляет убивать, церковь дает индульгенцию, освящая резню как спасение. И нет сегодня в России митрополита-бунтаря Филиппа, нет голоса инакомыслия и сопротивления. Все умные и несогласные изгнаны, убиты, или их заставили замолчать, а смертославие с радостью надело военную форму и с необычайным рвением благословляет убийства и войны. При этом экономическим базисом для церкви служит, конечно же, смертономика, детально описанная профессором Иноземцевым, то есть все логично.

Опричнина Путина как инструмент финансирования агрессии

Экономическая модель появления опричнины при Иване Грозном и при Путине схожи. Силовики Ивана IV захватывали боярские имения, чтобы вознаграждать лояльность и финансировать войны, а сегодня Кремль превратил рейдерство в стройную государственную систему. В начале 2000-х годов была ликвидирована "семибанкирщина" – кремлевские отняли ЮКОС у Ходорковского и посадили его на 10 лет в тюрьму, Гусинского выдавили за рубеж, как и Березовского, которого довели до банкротства, и позже повесили в Суссексе. Остальных Кремль унасекомил и образовал плеяду номиналов, фактически превратив олигархов в проксигархов. 2010-е и 2020-е годы – это фаза зачистки осмелевших "лоялистов", от экс-министра Улюкаева до Евгения Пригожина. Этот механизм "ротации страха" гарантирует, что ни одна каста в РФ не продержится достаточно долго, чтобы бросить вызов власти – каждая питается мясом и костями предыдущей.

После вторжения в Украину Путин развил эту стратегию, национализировав западные активы, такие как Exxon, McDonald's, Fortum, ENEL, IKEA (более 1000 предприятий, согласно статистике Йельского университета), передав их своим опричникам – Сечину, Кадырову или их прокси. За три года прокурорами были изъяты у владельцев более 400 компаний с активами около 30 миллиардов долларов и переданы новым собственникам, назначенным из Кремля. Именно современные бояре – главы "Роснефти", "Ростеха", Росатома, Ротенберги (архитекторы “мягкой" национализации), Ковальчуки, Кадыров и всякие ЧВК – формируют новый авторитарный порядок, а из прибыли отнятых компаний Кремль финансирует войну в Украине и гибридные атаки на Запад.

Это и есть тоталитарный капитализм, где государство – единственный торговец, и его твердой валютой является террор.

Женщины также играют символическую роль в этом кремлевском театре. Убийства Иваном IV своих жен и политические браки, как и его отчаянные письма Елизавете I, представляют женщин как опору легитимности. Слухи о связи Путина с гимнасткой Алиной Кабаевой отражают именно это: она присутствует, но невидима, словно метафора контроля. Продвигая Кирилла Дмитриева, Путин готовит передачу власти своей дочери Екатерине III Владимировне. Флирт с иностранными лидерами – Си, Ыном, Орбаном, аятоллами Ирана – расширяет эту модель на политических поклонников, которых он обхаживает, чтобы укрепить свое правление. Для Путина женщины и союзники это просто бижутерия, маскирующая жестокость его власти лоском династического и дипломатического величия. И только страх остается настоящим кремлевским таинством.

Новгородская резня Ивана IV превратила публичные пытки в аналог гражданского образования, а сегодняшний культ смерти Путина – убийства Политковской, Немцова, Литвиненко, казнь Навального – создал путинскую версию литургии на крови. Управление становится вертикалью подражания, каждое убийство – уроком страха и покорности. СМИ усиливают это, заменив переписчиков хроник времен Грозного телевидением, где каждый день – новая правда.

Хроники когда-то изображали Ивана IV как бич Божий; теперь учебники, фильмы, мемы Телеграмма и TikTok переписывают историю ежедневно, а патриотические каналы, например "Звезда", служат современной агиологией, заменив святых на генералов, бойцов СВО и шпионов. Налицо религиозный парадокс: заявляя о сакральном мандате своей власти, Путин правит как царь, одержимый синдромом Саула, страдающий дисплазией совести и давно утерявший благосклонность Бога.

А что же Трамп?

По ту сторону Атлантики Дональд Трамп, этот верный ученик Путина, его копирует и внедряет опричнину в оболочку демократии. Этот президент ставит лояльность выше закона – он увольняет профессионалов, милует приятелей и лоялистов, таких как Роджер Стоун и 1600 участников атаки на Капитолий, и демонизирует эмигрантов как "американских украинцев", будто личного врага, чтобы оправдать экстрадиции. Евангелисты США, копируя паству Гундяева в России, обеспечивают религиозный лоск для власти трампистов, а Fox News и TruthSocial функционируют как кремлевские телеканалы "Звезда" и РТ. MAGA служит опричниной Трампа и создает параллельные институты – лояльных судей, губернаторов и медиа-экосистему – копируя модель контроля Кремля над рычагами власти в России.

С экономической точки зрения модель Трампа пока меньше касается земельных активов, чем легитимности: налоговые льготы для миллиардеров, непредвиденные доходы от недвижимости и тесты на лояльность атаковавших Конгресс вознаграждают подхалимов и наказывают инакомыслящих. Если бояре Путина – олигархи, то бояре Трампа – доноры республиканцев и дельцы, а их преданность куплена влиянием, а не землями.

Нам кажется, что самодержавие не инновация, а повторяющийся системный сбой. Но тогда перегибы власти и кризисы преемственности грозят России крахом, а она сама стремительно движется к Смуте-2.0. Америка Трампа сегодня управляется вредоносным ПО, "разработанным" Иваном Грозным, Сталиным и Путиным, а не демократией, которая уже раздроблена автократическими импульсами – атакой на суды, поиском вариантов третьего срока и очевидным культом личности Трампа.

Извечный урок истории похож на приговор суда, и он очень суров: когда закон подчиняется прихоти правителя, империя становится исторической ошибкой, и она обречена на крах: например, правление Ивана Грозного закончилось 100-летней смутой, а сталинский СССР распался. И путинская Россия балансирует на грани смуты и распадется.

Между тем Америка при Трампе также рискует скатиться в смуту и гражданскую войну, о чем свидетельствует история диктатур, ошибочно принимаемых за традицию. Ведь история не прощает тех, кто поклоняется только страху, и не щадит их.

Но нам, простым смертным, интересно за этим наблюдать – мы словно присутствуем внутри каждого нового витка исторического периода, казалось бы, надежно забытого, который морок самодержавия возрождает на каждом повороте, в каждой стране, в каждом социуме, и не понятно, когда он остановится.