После яркого, жаркого, светлого утра, вселявшего столько надежд, радости и тепла, неожиданно или в соответствии с чьими-то планами налетели огромные черные тучи, подул, нет, ворвался, холодный сильный ветер, крушащий все на своем пути, полил сплошной стеной серый свинцовый ливень. Мгновенно вырубилось электричество. Оказалось, что привычка к цивилизационным благам делает человека беспомощным. Обрыв проводов, поваленные линии высоковольтки или залитая распределительная станция были тому причиной — не важно, важно, что в поселках погасло все. Более того, так как все коммуникации так или иначе завязаны на энергию, пропала вода в кранах и в унитазах, разумеется, интернет и телефонная связь. Жизнь кончилась. Запасов воды никто не делал, свечей не закупал. Остатки жизни в смартфонах, планшетах и компьютерах превратили их только во временные фонарики, освещающие жилищное пространство. Мир, все окружающее оказалось очень малоприспособленно к жизни. Завывание ветра и стук по крышам и в окна дополнял картину ужаса. При этом напомню, поселок никто не обстреливал, не бомбил, крыши не рушились и кровь, смешанная со слезами, не лилась потоками. Сирены не завывали и бежать в бомбоубежище было не нужно. Можно было просто подумать и поразмышлять...
Разумеется, статья — это не описание апокалипсиса и даже не завуалированная картина случившегося с огромной страной, это всего лишь реальная картина происходившего в одном замечательном приморском поселке.
Вынужденное затемнение навело на воспоминания, которые всколыхнул фильм Константина Гольденцвайга "Пророки в своем отечестве". На определенные размышления о повествовании в нем. Об аналогиях и, главное, о мыслях и выводах. "И Дождь смывает все следы" — так назывался западногерманский фильм в программе одного из московских международных кинофестивалей 70-х годов, в этом случае реальный дождь и канал "Дождь", являющийся в данном случае и производителем, и транслятором, следы не смывал, а скорее, благодаря работе автора и редакторов, обнажил. То, что скрылось за временем, позабылось слишком многими, вновь стало ясно. Фильм помогает увидеть многое как бы очищенным и просветленным после дождя.
Любой автор, погружающийся в историю, имеет полное право выбора своих героев. Вполне возможно, кто-то кого-то вычеркнул бы, а кого-то, наоборот, добавил. Подчеркну: выбирать героев — право АВТОРА. Обсуждать это не нужно. Все присутствующие и, слава Богу, живые, и те, кому прямыми или косвенными стараниями государства был сокращен жизненный век, с помощью отличного монтажа сказали всё, что думали. Портреты получились полноценные и правдивые. Кто кому понравился, или, точнее, кто кому поверил — выбор зрителя. Автор не навязывает свою оценку, он ее только демонстрирует. Причем не с помощью своего авторского текста, а с помощью текста самих героев.
Одни отчетливо демонстрируют понимание всей корневой, подноготной происходившего в стране. Другие вольно или не вольно подтверждают утверждение, что институция, а тем более силовая, не только может ломать в своих застенках, но и не менее прекрасно справляется с этой задачей с помощью аппарата, помноженного на жирный кусок власти, удовлетворяющий самолюбие героя. Его возможную мечту, стремление к сытой жизни. Не сужу. В любом случае судит время. Не в качестве критики выражу свое мнение. Возможно, лучшего и очень необходимого обществу фильма давно на экранах, на телевидении и в Интернете не было.
В дополнение позволю себе заметить, обратить ваше внимание только на то, чего мне в фильме не хватило. Скажу, основываясь на своих воспоминаниях, встречах и разговорах с абсолютным большинством героев и участников фильма, а также теми, кто по тем или иным причинам остался вне поле зрения редакторов хроники и автора.
Первое и важное дополнение или, скорее, констатация факта. Увы, выбор "наследника" Б.Н. Ельцина из другого слоя общества и тем более института был, видимо, невозможен. Предыдущее происходившее в стране предопределило это. Рискну еще раз повторить уже неоднократно мной сказанное и написанное. Ночью с 21 на 22 августа 1991 года, после, с моей точки зрения, неудачного визита по моей инициативе Е.Г. Боннэр на Лубянскую площадь и выступления перед огромной празднично настроенной, воодушевленной толпой у еще возвышавшейся фигуры "железного дровосека человеческих душ и тел". Во время 2-3-часового разговора тет-а-тет с Еленой Георгиевной в арке и дворе известного дома у Курского вокзала мы проговорили, проспорили о многом, но сошлись на все 100% только в одном — следующим после Б.Н. Ельцина президентом страны больше всего шансов стать у выходца из всесильных в стране органов. Органов, опутавших своей липкой паутиной при недавно, к счастью, скоропостижно отправившемся в иной мир бывшем председателе КГБ, ставшем Президентом СССР, проявившем себя с "лучшей" стороны еще в 1956 году в Венгрии — Генсеке. Единожды прорвавшись к власти, "железные", впрочем всегда мечтавшие стать "золотыми", почувствовали преимущества не подчинения, а управления. Отдавать рычаги, вожжи уже никому не желали. Готовились и к моменту начала путча проникли во все, в том числе и зарождавшиеся, демократические институты государства и общества. Будет избранником подполковник или генерал и из какого именно подразделения, с какого этажа "самого высокого здания страны, из подвала которого видна была Колыма" — это единственный вопрос, который оставался на повестке дня. Везде и даже в "семье" к концу ХХ века на ключевых позициях были свои для них люди. Официальные или работающие под прикрытием, большой разницы совсем не играло. Именно поэтому избранная "серость" не шутя доложила организационному активу: "Ваше задание по проникновению во власть выполнено". Слова Г.В. Старовойтовой, В.И. Новодворской, С.А. Ковалева только констатировали это, взывали, пытались предостеречь, но, увы, пророков обычно плохо слышат или вообще не желают слышать.
Второе и не менее важное, где проходила красная черта развязанной этими же силовыми органами войны против желания Чеченской Республики стать независимой. Атака, предпринятая номенклатурой практически всех регионов на Ельцина с требованием пресечь любым способом попытку, не закрепленную в Конституции, на выход из СССР автономной республики, края, области была в том числе инспирирована и с помощью их агентуры. Послушная, прикормленная номенклатура хребтом почувствовала нависшую над ее завоеваниями опасность. Среди нее не оказалось тех, кто как первые секретари в соответствии с буквой закона могли предпочесть стать действительными хозяевами своих республик — превращавшихся в независимые страны. Свобода от кремлевского диктата для многих оказалась очень привлекательной. Еще раз повторюсь, статья конституции — основного закона — это позволяла. Давала шанс и низам, и верхам. А они, где лучше, где хуже, но этим воспользовались. И вместо Империи Зла на карте мира появилось 15 независимых государств.
Третье. Рассказывая о трагедии Буденновска и героическом поведении С.А. Ковалева, не стоило, с моей точки зрения, оставлять в тени фантастическое, иного слова трудно подобрать, и, пожалуй, не имеющее прецедента в истории государства поведение Виктора Степановича Черномырдина, который не побоялся позвонить Шамилю Басаеву и своим с ним диалогом под камерами СМИ спасти не десятки, а сотни жизней самых простых граждан страны, в том числе женщин и детей. Ни в Норд-Осте или Беслане, ни при взрыве домов, ни тем более в Чечне, Грузии, Украине никто из российских чиновных политиков никогда ничего подобного не сделал, и вряд ли при взгляде на них мы можем иметь такую надежду. Ни свои, ни тем более чужие граждане в РФ, как и в ее предшественниках, по-прежнему ломаного гроша не стоят.
Вот и все. Это даже не замечания, а, скорее, выражение уважения и благодарности Константину Гольденцвайгу, его команде и продюсерам "Дождя". Что считал нужным — сказал.
Последнее, важное! Относительно пророчеств. Да, пусть очень мало кто, но были и есть те, кто понимают, трезво анализируют происходившее и происходящее. Беда в том, что, как и в былые времена Чаадаева, Витте (каждый вправе сам дополнить список), общество не хочет слышать своих пророков, а предпочитает с умилением взирать на портрет на стене с неискоренимой надеждой, что рано или поздно придет добрый и справедливый царь, который всех приведет в рай. Пока, приходится большинству довольствоваться указанием "Они все сдохнут, а мы пойдем в рай!".
Почему пророков не слышат? Возможно, потому, что пророчества опаздывают за событиями. Пророчества, точнее призывы, предупреждения, что государство нужно кардинально менять, должны были массово звучать после весны 1953 года. Увы, тогда все удовлетворились амнистией и расправой над Л.П. Берией и его подручными и закрытым письмом о преодолении культа личности. Сожгли собрания сочинений, вынесли из Мавзолея, снесли памятники. А как минимум миллионная армия исполнителей спокойно пошла работать дальше, выполняя и перевыполняя план. А кто-то, удостоившись персональных пенсий, сел писать фальсифицированные мемуары. Государство спокойно пошло все той же дорогой. Венгрия и Новочеркасск были новыми остановками на этом пути. Потом очередной пленум и очередное развенчание, правда, живого, а не мертвого, и опять вперед. Следующая отметина — Чехословакия, а сколько еще боковых станций? Синявский и Даниэль, Сахаров, Солженицын, генерал Григоренко, Буковский и Щаранский, многие и многие другие, массовые высылки и лишения гражданства — народ поддерживал и одобрял. Наступила очередь Афганистана, оказавшегося совсем не по зубам даже советскому монстру. Андроповщина сходу начала утюжить население.
Никакая перестройка и гласность уже не могли провести косметический евроремонт. Увы, и август 1991 года не смог раз и навсегда вместе с путчистами отправить в дальний осужденный угол истории этот тренд. Путь "великой" своими преступлениями страны продолжается. Если она останется такой же, то всё будет по-прежнему!
P. S. Буквально на днях хороший главный режиссер драматического русского театра, прочитав пьесу, сказал: "Вот если бы она легла на стол в середине 80-х, ее бы с руками оторвали и "Таганка", и "Современник", и БДТ, тогда был запрос на историю, на реальность. А теперь кругом виртуальность, фальсификация, помноженная на фантасмагорию, развлечение. Заглядывать себе в душу, в свое и своей страны прошлое желания у публики нет".
По-прежнему "народ безмолвствует"...