С огромным интересом прочел две полемические заметки Александра Скобова вокруг "модернизма" или "архаизма" советского проекта. Два соображения по этому поводу. Одно — общеэтического и общеидеологического плана. Второе — по типологии политических режимов и систем.
Первое. Неужели равенство — это действительно базовый принцип модерна? Т.е., конечно, это важнейший принцип, но я всегда представлял его как приложение к другим. "Равенство перед законом", например. Т.е. предполагается, что главное в этой паре "закон". А "равенство" — это принцип его применения ко всем. Ко всем "не равным" во многих отношениях субъектам. Или гуманистический принцип "равенства возможностей" — т.е. очень разные растения должны получить обильный полив и питательную почву. В переводе на язык и реалии общества — дети из очень разных семей должны получить возможность образования, люди очень разных достатков — медицинское обслуживание, начинающие предприниматели или ученые — поддержку, и т.д. И все это глубоко отличается от "равенства" как базового принципа. Равенство как базовый принцип — это уже не равенство перед законом, а "закон равенства". Это — не саженцы, получающие одинаковый полив и добрую почву, а взрослые деревья, подстриженные на одной высоте и одинаковым манером. Никакого другого смысла у "равенства" как принципа, а не "равенства" как приложения к другим принципам просто нет.
Равенство как принцип было, конечно, одним из главных свойств советского общества, точнее, одним из его главных стремлений. Или его главной болезнью, которая называлась при ее обострении "раскулачиванием". Но оно не было изобретением советского общества. Оно сопровождало модернизацию европейского общества нового времени. Оно было примечательной болезнью этой модернизации, но не ее сутью. Так же как тучность и полнота — примечательные болезни современного западного горожанина, но не абсолютный диагноз и не суть городской жизни.
Идея равенства как "естественного равенства", равенства всех людей от природы была поднята на щит Просвещением, боровшимся с сословным обществом. Сословное неравенство предполагает, что люди по праву рождения приписаны к кастам, которым предначертано править обществом или повиноваться, иметь преимущество или стоять, потупив глаза в землю, со смятой в руке шапкой. Такое неравенство невозможно исцелить просто материальным вспомоществованием или гуманным судом (и то и другое как раз охотно предлагалось Абсолютизмом), но только устранением сословных перегородок как таковых. В действительности речь шла о восстановлении полного "равенства перед законом". Но в борьбе со свинцовой тяжестью кастовых предрассудков часто казалось, что "равенство" обладает самостоятельной и особой ценностью.
"Равенство", возведенное в принцип, — это болезнь модерна. Но пропаганда "равенства" имеет при этом свою историю и свою особую сущность. Глубоко архаичную, с модерном уже никак не связанную. Абсолютизация равенства возникала каждый раз в момент появления универсалистской религиозной системы. Будь то христианство, ислам, буддизм. Перед гигантским Солнцем Бытия, все остальные светильники — скромные светлячки. И для служения великой Истине нужно убрать собственную аррогантность, гордыню, отказаться от тщеславия, от соблазнительных земных благ, имущества.
Равенство адептов религии тут же порождало, правда, новую элиту. Носителей высшего озарения, проповедников, жрецов нового универсального культа, "пастырей", перед которыми должно склониться бесконечное море одинаково постриженных "овец".
Каждая из абсолютистских религий конфронтировала в момент своего возникновения с сословным сложным обществом. Каждая из универсальных религий приспособилась в конце концов к сословному обществу. Общество сохранило свою кастовую и элитную структуру, но рядом с ним был при этом развитый институт религии, который общество признавала носителем высших ценностей и высшим авторитетом. А сам уже этот институт был построен по принципу монастырского равенства в бедности с духовной элитой во главе.
Правда, в традиционных обществах время от времени происходили срывы в фундаментализм. И тогда все общество начинало приобретать черты монастыря, срывая со светских элит их знаки отличия и создавая общества равных.
И советский, и гитлеровский проекты были проектами универсалистских идеологий, претендовавших на статус религии, но чуть-чуть до религии не доросших. В основе и той и другой квазирелигии лежали идеи из нового модернового ряда. Гитлеровская идея расы, как и ленинский социализм — вещи абсолютно модерные. Тоталитарная религиозна система, которая эти идеи подхватила и подчинила себе, — это глубочайший архаизм.
Принципиальная разница между двумя общественными проектами — не в большей или меньшей связи с архаикой или модерном. Просто гитлеровский проект предполагал преобразование немецкого общества по типу подчинения существующей структуры общества с его элитами новой квазирелигии. Сама же квазирелигия существовала как отдельная от общества организация с ее дисциплинированной массой СА и СС, лагерями. Советская же система была вариантом не просто квазирелигиозного вторжения в общество, а фундаменталистской перестройки этого общества. Все общество должно было быть построено как один большой "монастырь", в котором живут равные и неимущие "иноки", а над ними парит новая духовная элита во главе с "настоятелем".
Как глубокомысленно заметил поэт Клюев: "Есть в Ленине кержинский дух, игуменский окрик в ответах".