Чей модернизм победил?

Спор с Дмитрием Быковым, с его концепцией победившего гитлеризм советского модернизма, интересен. Никто ведь не сомневается, что блестящий автор "гражданина поэта" предельно негативно относится ко всем видам авторитаризма и тоталитаризма — и советского и новейшего. Но что-то продолжает быть для него эстетически и интеллектуально притягательным в том времени.

Удивительны здесь две вещи, — а где и в чем, собственно, в советской системе Дмитрий Львович нашел модернизм, пусть даже сравнительный модернизм по отношению к гитлеровской Германии? И второе: а почему, собственно, он убежден, что именно этот модернизм привел к победе над Германией и восторжествовал над архаизмом Гитлера и якобы бессильной импотенцией Запада?

Речь идет, конечно же, не о политической системе и практике. Не о реабилитации сталинизма "исподтишка". Возмущение И. Яковенко здесь понятно, но несколько напрасно, — уж не Быкова в этом подозревать. Но где и в чем был этот восхитивший Быкова модернизм?

В области литературы и искусства? Об этом можно говорить по отношению к советской России 1920-х гг., но с годом "великого перелома" все это было похоронено в прямом и переносном смысле. Призрачное существование вели "последние могикане" — литераторы, подрабатывавшие переводами. Разве что в музыкальные эмпиреи модернизма, где парил Шостакович, до поры до времени не заглядывало бдительное око.

Из литературной педагогики и дозволенной литературы вообще было выброшено все начало века за малыми исключениями. Малые исключения — подобно Блоку сданы в литературный музей, из которого брать вещи "напрокат" категорически запрещалось. Любопытно, что в советском мире под запретом оказался весь собственно модернизм 1910-1920 гг., т.е. отказ от прежних языков искусства и визуально-подражательных форм. Но не только он. За борт социалистического корабля был выброшен и предыдущий всплеск культуры рубежа веков, новый романтизм, называемый часто символизмом. Вместо этого каноном был объявлен литературный позитивизм, выражение которого хотели найти в реализме XIX века. И лучше в первой половине века, чем во второй. Лучше всего Пушкин и Лермонтов. Потому что вторая половина XIX века выводила уже к неприемлемым политическим взглядам корифеев литературы. Они уже успели взглянуть насмешливым взглядом на отцов-основателей коммунистического рая или их предтеч. А вот с Пушкиным все в порядке — и реалистические образы без символических выкрутасов, и к власти критическое отношение. А если к концу жизни с властью и примирился, — то вот нет, не примирился, — следующий гений Лермонтов тут же заявил, что власть как раз его и убила, все эти "жадною толпой стоящие у трона". В общем, пушкинский юбилей 1937 года как раз и создает канон отношения к литературе в Советском Союзе, где Пушкин — художественный камертон и недосягаемый "главный Казбек". А Достоевского уже вообще нет. Глубочайший советский архаизм. Архаизм "на сто лет назад".

В гитлеровской Германии был канонизирован архаизм "на тридцать лет назад". Кандинский и модернисты, разрушавшие визуальное подобие, были неприемлемы в Мюнхене и Берлине, так же как в Москве и Ленинграде. Но вот немецкий романтизм рубежа веков стал официальным каноном. "Вагнер и Ницше (запрещенные в Сов. Союзе) — наше все".

Но как-то неудобно даже все это писать ввиду того, что Дмитрий Львович знает все это с большими подробностями.

Но, может, имеется в виду модернизм не в области искусства, а в сфере естественнонаучного и инженерного творчества? Т.е. советские инженеры, хоть и не читали обэриутов, но работали с огоньком и живым вдохновением, оставив позади немецких соперников? Нет. В этом соревновании советские инженеры далеко отстали. Советский Союз был, конечно, "технократически озабочен". Это все-таки не сельская утопия Пола Пота. Взлет советской экономики и промышленности 1930-х годов — результат гигантской инъекции американских технологий и инженерной мысли. Это послужило основой советской инженерной и технической выучки. И сама по себе "чужая инъекция" — это не упрек. Многие экономики получали в свое время нечто подобное. Вопрос в том, как будет распоряжаться дальше полученным наследием страна-реципиент.

Останемся в рамках военно-промышленного комплекса. Советский Союз начал изо всех сил накачивать военные мышцы с конца 1920-х. Германия вступила в это соревнование с 1935-го, выйдя из Версальского договора. Прорваться технически СССР успел, пожалуй, только в одной сфере, в создании на начало 1940-х средних и тяжелых танков, Т-34 и КВ. С 1943-го Германия выдала образы танков "Пантера" и "Тигр", которые эти образцы далеко превзошли и до конца войны "побиты" не были. На протяжении войны советская инженерная мысль озабочена была "догнать немцев". Ни одной революционной новой идеи предложить она не смогла. Советские танки так и не смогли пробивать лобовую броню Тигров и Пантер. Истребители Яковлева и Микояна подошли по летным качествам вплотную к немецким, но так и не повторили бронированных кабин Me-109 и FW-190, так что летчики гибли пачками. Тем временем немецкие конструкторы (под бомбами союзников, а не на тихом Урале и в уже далекой от фронта Москве!) создали реактивные истребители и бомбардировщики, управляемые авиабомбы, баллистические и крылатые ракеты, бортовые радары, бесшумные подводные лодки.

Простите, чей технический модерн был в этой схватке успешнее? Именно немецкие разработки, захваченные советской армией, и немецкие инженеры, привезенные в СССР после войны, и стали новой технической инъекцией, на которой в конце концов полетит Гагарин.

Но, хорошо, может быть в технике — отставание, но в военной смекалке сказался советский "модернистский проект"? Нет. Немецкая военная мысль и практика завершила перед войной поворот, начатый еще в XIX веке Мольтке. Роммель, Манштейн, Гудериан создали тип ведения боя, который на немецком называется Auftragstaktik вместо традиционной Befehlstaktik, т.е. тактика "задания" вместо тактики "приказа". Удивительная самостоятельность и свобода была в этой армии. Офицер получал общее задание и сам решал, как его исполнять, и не боялся расстрела за то, что не взял такую-то высоту к определенному сроку. Помните насмешки Льва Толстого над немецкими генералами эпохи Наполеона: "Die erste Kolonne marschiert, die zweite Kolonne marschiert" — составляют они план войны, а действительность смешивает все карты, и капитан Тушин в действительность со своей батареей в нужное время все решает. Это Лев Толстой пересказывал в свое время модернистские мысли Мольтке. Соотечественники Мольтке пошли по его стопам, а соплеменники Льва Толстого так и продолжали посылать колонну за колонной на Зееловские высоты под Берлином в 1945-м, как и под Вязьмой в 1941-м.

Так почему Дмитрий Быков так уверен в "модернистском проекте" Советского Союза? Ну, наверное, потому что помнит "Марш энтузиастов": "Нам нет преград ни в море ни на суше..." — и как тонкий знаток литературы добавляет к нему "Одухотворенных людей" А. Платонова — "одухотворенные люди" — это только мы, — говорит герой Платонова, а "они" — "лишь шкурки от людей, начиненные страхом перед злодеем Гитлером". Одним словом — скромное обаяние мифа, советского мифа. Воздушные грезы идеологов, напетые талантливыми композиторами. На нас эти мифы все еще действуют.

И самый главный из этих мифов — о Войне, в которой победил СССР. По Быкову, значит, раз победил, то его "проект" оказался лучше и жизнеспособнее германского и, конечно, "модернее".

Так, конечно же, и есть. В войне победил именно модернистский проект, а не что-то иное. Только это уж никак не проект СССР. Именно в том победившем проекте тонкие английские математики расшифровали немецкий код и сделали прозрачными все планы гитлеровского командования, инженеры создали эхолоты, нащупавшие немецкие подводные лодки, тяжелые "Летающие крепости", засыпавшие бомбами немецкие и японские заводы (хотя, увы, и города), истребители Тандерболт, отогнавшие от них Мессершмитты, в конце концов — атомную бомбу, и в конце концов огромную и гибкую экономику, снабдившую всем необходимым и себя и Советский Союз.

Советский Союз оказался в этой войне варварским союзником модернизма, сражавшегося с архаикой. Тяжелой многомиллионной массой. Очень не хотелось бы этим омрачить память людей, сражавшихся в Советской Армии, как они надеялись и верили, за правое дело. Но очень не хочется и приписывать варварской и архаической силе некий позитивный проект.

Победил тот проект, который дал джаз и радость жизни вместо вагнеровских маршей, свободу и равноправие вместо тоталитаризма. Без "варварской конницы" этому проекту в войне было не обойтись. Впрочем, что не обойтись — это тоже миф. В Первую мировую ведь с Германией справились и без России, поднявшей руки. Но так или иначе "варварская конница" сыграла огромную роль. Но носителем модернистских идей никак не стала и еще глубже ушла в варварскую гордыню.