Кому санкции?

При разговоре об уровне и адресности санкций часто можно услышать, что правильны только персональные санкции, направленные против правящей группы Путина и его друзей. В то время как санкции против страны в целом несправедливы. Надо разделять власть и Россию. Страну и государство. Страна (другой вариант – народ) не несет ответственности за путинскую агрессию против Украины и Сирии. Более того, санкции против простых людей только обозлят их и заставят сплотиться вокруг Путина.

Кстати говоря, примерно такой же точки зрения придерживаются те, кто санкции объявляет. Они постоянно повторяют, что уважают русский народ и русскую культуру, а санкции направлены против власти с целью заставить ее сменить агрессивную политику. В том числе направленную и против собственного народа. Уровень искренности не проверяем.

Но, надо сказать, далеко не все придерживаются столь аккуратной точки зрения. Некоторые резонно замечают, что Путин не сам приземлился на парашюте на Красной площади, а был избран и многократно переизбран. Что войну с Грузией, аннексию Крыма и экспансию в Сирии поддерживают реальные люди, составляющие по некоторым опросам большинство населения (хотя чистоту этих опросов не менее резонно берут под сомнение). Воюют на Донбассе и в той же Сирии опять же не марсиане и не индусы с пакистанцами, и, следовательно, разница между Путиным и Россией, конечно, есть, но есть и сходство, о котором тоже забывать не стоит.

Однако и со стороны тех, кто призывает не смешивать власть и, так сказать, общество, звучат серьезные аргументы о пропаганде, которая способна манипулировать далеко не только таким наивным и доверчивым народом, как русский. Причем тот же Путин немало сделал, чтобы его пропаганде не было противопоставлено трезвое слово, для чего начал с уничтожения независимых СМИ и независимого бизнеса, дабы они не поддерживал независимых от власти политиков.

Но с другой стороны, поддержка Путина со стороны общества, как его не шибко необразованной части, так и вполне даже образованной, во многом связана с улучшением уровня жизни в первые жирные путинские годы. Следовательно, ухудшение уровня жизни благодаря санкциям обладает шансом воздействия на уровень поддержки милитаризированного режима (хотя эта взаимосвязь не линейна).

Но для отделения народа от власти есть и не сиюминутная, а сугубо идеологическая причина в рамках, по крайней мере, русского мировоззрения. Народ – это такой любимый инфант в русской ментальности. Инфант и мудрец, чистый и невинный. С него ответственность как с гуся вода, в русле традиционного для России народолюбия.

У народа только учатся мудрости и ждут, когда он, как Илья-Муромец, проснется от медвежьей спячки. Эдакое мудрое дитя, само себя обеспечить не может, но стать источником мудрости для мятущегося интеллигента – способно.

Однако народолюбие – не отечественное, а немецкое изобретение, пришедшее в Россию вместе с открытием немецкой же философии и культом народа в духе Фихте и Шлегеля. Любить народ и стало модным после чтения немецких философов, а что оставалось делать нарождавшейся российской интеллигенции как не читать.

Хотя и немецкая философия во многом отталкивалась от французской с ее обожествлением народа в процессе революционной секуляризации, когда культ народа, нации подменяет собой культ бога.

Что же касается этнонима "русский народ" – то его, кстати говоря, как самоназвания, долго не было, "русский" был синонимом "православный" для обозначения принявших православие на Востоке Европы. Но только для тех, кто смотрел на "Третий Рим" извне. Во всех дореволюционных переписях и документах людей разделяли верования, а не этнические различия: русских не было, были православные, иудеи, мусульмане и т.д. Поэтому любовь к русскому народу была частью любви к православной вере, а уверенность в народной мудрости – часть предположения, что народные верования, не искаженные более поздними напластованиями и умствованиями, сохранились в исторической и истинной (масло масленое) идентичности.

Эта идентичность соединилась с немецким мифом о народе и обернулась некритически воспринимаемым мифом о народе русском, который одновременно мудр в своих глубинах и трагически не просвещен во взаимоотношениях с социальной жизнью. Более того, признаком, по которому и можно было отличить представителя народа от интеллигента или аристократа и стала именно социальность: отчетливая непросвещенность, необразованность и интеллектуальная наивность. Претендовать на мудрость мог только тот, в ком не читалось намека на образование и социальную искушенность.

А раз нет искушенности и зашкаливает наивность, то какой спрос с клиента?

Именно поэтому возникла особая в русской ментальности связь между царем (богоданным сюзереном) и народом, который тоже не социальная или этническая общность, а метафизическая. Царь и народ – от бога, все остальное (кроме веры) – порождение социума (для некоторых – дьявола).

Не случайно для того, чтобы окончательно отвергнуть царя во время октябрьской революции вместе с ним нужно было отвергнуть православную веру. И не случайно сейчас, на, казалось бы, совершенно ином историческом этапе, власть усиливает любовь к Путину, укрепляя самую традиционную версию православия. Потому что в рамках мифа о народе – народ, православие и царь – одно и то же, одно божественное корневище.

И защита народа от социальной ответственности, в том числе вывод за рамки санкций – это одна из забот власти и сторонников мракобесной триады. (Или опосредованная забота о себе: народ не виноват, какой с меня, мелкого конформиста, спрос). Потому солнечноликий Путин так охраняется от любых социальных и физических пятен: ни денег у него, ни партии, ни болезней и изъянов.

Понятно, что это лукавство, легко, кстати, идентифицируемое, но народ-богоносец прочитывает прием, как сущность. Нет социальных недостатков у царя, нет социальных обязанностей (кроме как любить царя и веру, пусть понарошку) у народа. Поэтому всегда виноваты бояре – порождение социума, а не члены триады.

Поэтому интерпретация ответственности, которая в равных долях делится между Путиным (властью) и Россией (социумом) исторически более прогрессивна, что ли, а санкции исключительно боярам (дружбанам вождя) – часть устаревшей и любезной седой старине интерпретации, архаика.

Может, восславим, братья, равенство, поделимся щедро виной? У нее, чем черт не шутит, золотой ключик от будущего.