Осторожно, Большой брат!

Информационно-аналитический центр "Сова" 22 марта представил доклад "Проблемы реализации свободы совести в России в 2015 году". Автор исследования Ольга Сибирева и директор центра Александр Верховский рассказали, как РПЦ играет на антизападной политике, до какой степени государство готово срастись с церковью, а также как и почему власти борются с новыми религиозными движениями. В свою очередь, историк религии доцент РГГУ Борис Фаликов попытался раскрыть неочевидные механизмы конфликта вокруг "Тангейзера" в Новосибирске и объяснить причины обид части верующих на непонятное им искусство.

Граница недозволенного

Сибирева отмечает несколько главных тенденций, которые практически не меняются в последние годы. Среди них — сохраняющееся напряжение вокруг строительства храмов РПЦ во многих регионах страны. Социолог отмечает, что оно вызвано не антиправославным настроем населения, а желанием защитить зеленые зоны городов от незаконной застройки, и не важно, речь идет о торговом центре или религиозном учреждении. В качестве примера она называет длящееся уже почти год противостояние  в парке "Торфянка". С одной стороны, оно продемонстрировало: люди не только способны к самоорганизации, но и могут добиться переноса строительства. Другое важное открытие — агрессивность "защитников чувств верующих": на "Торфянке" боевики "православного" движения "Сорок сороков" много раз нападали на своих оппонентов.

По мнению Сибиревой, власти в этом конфликте показали, что бесконечно поощрять действия "защитников религиозных чувств" не намерены. Депутат Валерий Рашкин обратился в ФСБ с запросом о деятельности "Сорока сороков", самостоятельно попытался расследовать их связи с радикальными движениями. Хотя пока запрос ни к каким последствиям не привел, тем не менее Сибирева видит в нем определенный знак. Кроме того, как отмечает социолог, "у властей начинает закрадываться подозрение, что не все в порядке и с самой программой строительства 200 храмов" — уже бывали случаи, когда местные префектуры или представители департамента градостроительства отказывали в согласовании стройки.

И хотя в целом государство демонстрирует готовность защищать "религиозные чувства", каким бы размытым ни оставалось это понятие в юридическом смысле, чересчур радикальных "защитников" оно осаждает и в других случаях, обозначая для них определенные границы. В частности, после погрома на выставке скульптора Вадима Сидура было возбуждено уголовное дело по статье об уничтожении или повреждении объектов культурного наследия. Обвиняемую Людмилу Есипенко суд поместил под домашний арест.

Тем не менее власть позволяет церкви напрямую вмешиваться в деятельность учреждений культуры. Именно так произошло в случае с оперой "Тангейзер". Недовольство "православной общественности" и митрополита Новосибирского и Бердского Тихона привело к снятию постановки из репертуара, увольнению директора Новосибирского государственного академического театра оперы и балета Бориса Мездрича и уходу режиссера Тимофея Кулябина. 

Другой пример — попытка сорвать концерт, посвященный юбилею радиостанции "Серебряный дождь". Ее лично возглавил протоиерей Димитрий Смирнов. Сибирева уверена, что подробные случаи без одобрения высших иерархов церкви были бы невозможны.

Исследователь отмечает, что власти нередко действуют так, словно Россия — православное, а не светское государство. Одна из примет этого — первые реальные дела по статье об оскорблении чувств верующих. Сибирева напоминает об уголовном преследовании ставропольского блогера Краснова за несколько резких высказываний атеистического характера в дискуссии "ВКонтакте", в том числе за утверждение "Бога нет". Некоторые дела теперь переквалифицируются со статьи о "разжигании ненависти" на статью об "оскорблении чувств верующих", — замечает Верховский.

Кроме того, государство поддерживает РПЦ материально — религиозная организация в 2015 году оказалась одним из главных получателей президентских грантов, другие крупные гранты получили организации, подконтрольные московскому патриархату или близкие к нему. Средства выделяются, в частности, на такие проекты, как "формирование патриотически настроенных православных блогеров". Другие конфессии оказываются в данном случае в неравных условиях с Русской православной церковью.

Ползучее наступление на светские права идет и по другим направлениям. Сибирева приводит в пример запрет на разводы в день православных святых Петра и Февронии Муромских (аналог дня Святого Валентина), введенный властями четырех российских областей, принуждению медработников к сдаче денег на памятник православному святому в Калужской области и другие схожие примеры.

Верховский также отмечает изменение "роли и позиции РПЦ в обществе". По его мнению, отследить его не так просто, поскольку оно складывается из малоуловимых изменений. Директор "Совы" напоминает: на днях блогосфера обсуждала высказывания патриарха Кирилла о "ереси человекопоклонства". Верховский задается вопросом, почему, ведь аналогичные высказывания патриарх делает уже как минимум 15 лет. Вероятную причину исследователь видит в постепенном качественном изменении взаимоотношений РПЦ и власти.

"Церковное руководство пытается извлечь дивиденды из антизападной политики властей страны, в которой они в значительной степени опираются на церковные наработки", — полагает Верховский.

Он отмечает, что стало больше выступлений иерархов РПЦ на моральные и правовые темы. Большинство из них звучали и прежде: аборты, девственность до брака, гомосексуальность. "Протоиерей Смирнов, например, объяснял, что детей бить — это традиционный способ воспитания, и не надо на это покушаться. Он же выступает за включение в школьную программу курса "нравственные основы семейной жизни". В сочетании это вызывает не очень приятные чувства", — приводит пример публицист.  Такие политические жесты носят уже не локальный характер — они касаются всех.

Абстрактное пропагандистское выражение "традиционные ценности" церковь, по мнению Верховского, пытается наполнить конкретным содержанием, предложить собственную программу и тем самым придать себе больший вес.

"Но федеральные власти найдут возможность увести эти концепции у церкви, как уже увели идею "русского мира", поставив РПЦ в достаточно сложное положение", — отмечает Верховский, вспоминая замороженный конфликт в Донбассе.

Равная среди прочих

Сибирева отмечает, что власть также продолжает борьбу с новыми религиозными движениями и протестантскими группами. Она подчеркивает что речь идет о

совместных действиях государства и РПЦ, не ограничивающихся одной только риторикой, однако и она показательна.

Так, в феврале 2016 года глава Межфракционной группы по защите христианских ценностей в Госдуме подтвердил, что она начала разрабатывать поправки в антиэкстремистское законодательство. До этого группа, созданная еще несколько лет назад, практически не подавала признаков жизни.

На законодательном уровне в 2015 году как минимум в двух регионах были приняты антимиссионерские законы. Согласно им любой проповедник в Архангельской области и Ставропольском крае должен иметь документальное подтверждение принадлежности к централизованной религиозной организации. Кроме того, нормы обязывают проповедников уведомлять государственные органы о своей деятельности и предусматривают штраф за невыполнение этого требования. Таким образом, деятельность проповедников из незарегистрированных религиозных групп фактически оказывается под запретом. Более того, простая попытка рассказать о своей религии может быть в расценена как проповедь без уведомления властей, поскольку понятие проповеди в законе четко не определено.

Верховский полагает, что закон продумывался как защита от исламистов. Однако коснется он очень широкого круга людей.

"Понятно, что властям хотелось бы, чтобы каждый исламский проповедник ходил со справкой от муфтия, что он не джихадист, но представить, что любой, кто говорит о религии, имеет такую справку, невозможно",

— замечает председатель "Совы". Однако Верховский не исключает, что в будущем аналогичный закон может быть принят и на федеральном уровне.

Верховский отмечает, что это не единственные законодательные инициативы, затрудняющие жизнь религиозных общин. В июле 2015 года Владимир Путин подписал закон, отменяющий 15-летний срок существования организации для получения регистрации. Казалось бы, это смягчение излишне жесткой нормы, однако все не так просто, подчеркивает глава центра "Сова". Новый закон обязывает все религиозные движения, вне зависимости от наличия регистрации, направлять информацию о себе в госорганы. В том числе об основах их вероисповедания, местах собраний и всех участниках, что противоречит, в частности, нормам о защите персональных данных и создает возможность для злоупотреблений.

Еще одну вроде бы защищающую религиозные группы инициативу Верховский также считает крайне неудачной  — закон о "запрете запрещать" тексты Библии, Корана, Торы и Ганджура. Эксперт поясняет свою позицию: закон не конкретизирует, о каких именно переводах этих текстов идет речь. Уже сейчас в Выборге идет процесс о запрете Библии в переводе Свидетелей Иеговы. Прокурор презрительно именует 1000-страничную книгу "брошюрой", однако как скажется законодательное нововведение на ее судьбе, совершенно неясно. Более того, экспертов настораживает, что процесс проходит в совершенно несветских тонах — в качестве доводов

в пользу запрета прокурор приводит то, что текст не освещен РПЦ, не соответствует сложившейся религиозной традиции и не учитывает ее.

Сибирева напоминает, что и в течении года разные новые религиозные движения подвергались и другим видам дискриминации. Ее основным объектом остаются Свидетели Иеговы — их книги запрещают, запрещенные издания подкидывают в их молельные дома (существуют видеозаписи таких действий полиции) и на этом основании закрывают отделения организации. Речь идет как о неправомерном применении антиэкстремистского законодательства, так и о политическом произволе, замечает исследователь.

Дискриминация коснулась и других групп. В частности, была ликвидирована саентологическая церковь Москвы, гораздо чаще стали высылать зарубежных проповедников, прежде всего мормонов. Кроме того, в федеральных СМИ достаточно часто появлялись сюжеты, направленные против этих организаций, в результате чего у зрителей формировалось негативное отношение к ним. Сибирева напоминает, что у целенаправленной травли Свидетелей Иеговы есть серьезные последствия —

нападения на молельные дома из ненависти, акты вандализма, нанесение верующим побоев и даже огнестрельных ранений.

Положительную тенденцию исследователь видит в том, что общины перестали молчать о случаях дискриминации со стороны государства и стали обращаться в суды, причем иногда им удавалось отстоять свои права, в частности на молельные дома. Кроме того, уменьшилось количество попыток отобрать у разных религиозных общин уже используемые ими храмовые помещения.

Верховский отмечает, что в России продолжается преследование религиозных групп по антиэкстремистским статьям. В основном это касается последователей исламской организации Хизб ут-Тахрир. Аналитик считает, что к ее идеологии вполне правомерно предъявить ряд вопросов, однако движение преследуется по странным основаниям, которые он считает несоответствующими действительности. Организацию обвиняют в терроризме, хотя она не совершила ни одного теракта, и в подготовке к государственному перевороту, хотя никакие направленные на это действия выявлены не были. Кроме того,

людей зачастую записывают в запрещенный Хизб ут-Тахрир только на основании того, что у них дома имелась литература организации.

"Людям дают все большие сроки за подготовку к перевороту, который они не готовили, и за террористическую деятельность, в которой они не участвовали", — констатирует Верховский. Он приводит еще один пример — преследование людей за то, что они якобы участвуют в запрещенной в России, но никогда не существовавшей на ее территории организации "Нурджулар". Такие обвинения мусульманам нередко вменяют только за то, что они читали дома или на собраниях турецкого богослова Саида Нурси.

Бывают и совершенно нелепые примеры применения антиэкстремистского законодательства, например назначение Эльвире Султанахметовой исправительных работ за призыв не отмечать Новый год, поскольку, по ее мнению, этот праздник противоречит исламу.

Настойчивое стремление РПЦ стать политическим актором, фактическое неравенство разных религиозных групп перед властью вызывает недовольство части общества, отмечают исследователи. Причем, с одной стороны, оно приводит к росту антиклерикальных настроений, а с другой — побуждает людей к конструктивной деятельности по защите своих прав.

"К сожалению, угроза светскости в нашем государстве сохраняется, отступления от принципа светскости мы видим довольно часто. Но что радует — далеко не все общество это устраивает, и его значительная часть готова этому сопротивляться", — подытоживает Сибирякова.

Этика и эстетика

Историк религии Борис Фаликов отмечает коренное отличие во взаимоотношениях верующих и современного искусства в России и в европейских странах и пытается проанализировать, в чем причины таких различий.

Он отмечает, что во Франции, например, есть закон о защите от психологических манипуляций, направленный на борьбу с "тоталитарными сектами", однако случаев его применения нет. Когда он спросил об этом парадоксе коллег, ответ был простым: трактовка понятия "психологическия манипуляция" — вещь субъективная, а значит такое обвинение принципиально недоказуемо в суде. Следовательно, дел по такой статье быть не может. Фаликов убежден, что "оскорбление чувств верующих" — не менее субъективное понятие, далекое от юриспруденции, однако в России уже есть первые прецеденты применения нормы.

Историк религии подчеркивает: конфликты между светской культурой и религией сейчас происходят по всему миру. И разница между Россией и Европой в том, что на западе свобода совести уравновешена свободой слова, поэтому побеждает то одна сторона, то другая. Как правило, побеждают все-таки сторонники секулярных взглядов.

"У нас ситуация иная. Государство встало на защиту традиционных ценностей и берет под крыло обиженных современным искусством", — замечает Фаликов.

Есть и еще одно существенное отличие России и Европы. За западе в этом споре по одну сторону баррикад оказывается светская публика, а по другую — религиозные фундаменталисты и консерваторы. В России же граница между этими группами размыта. В спорах между современным искусством и группами верующих люди, в целом разделяющие секулярные ценности, часто озвучивают такую позицию: "Мракобесов надо остановить, но и само искусство оставляет желать лучшего".

Фаликов объясняет это различие гипотезой о том, что разные пути секуляризации в СССР и Европе привели к разным последствиям. Если протестантизм на западе стремился очистить религию от мистического, "расколдовать мир", по выражению Макса Вебера, то большевики, скорее, подменяли одни фетиши другими: вешали портреты вождей в красный угол, где прежде висели иконы. Таким образом у людей формировалось аналогичное почитание новых объектов. Фаликов полагает, что некоторые интеллектуалы играли со смыслами вполне сознательно и приводит в пример большие материальные поощрения для писавших большевиков в иконописном стиле палехских мастеров, выделявшиеся Львом Каменевым.

В результате "угол зрения" у современного российского верующего и неверующего одинаково отягощен привычкой почитать некие культурные объекты со священным трепетом. В свою очередь живущий в "расколдованном мире" западный интеллектуал фетиши не почитает. В России значительная часть общества чувствует себя оскорбленной от художественных манипуляций, например, с типографской копией иконы, и интеллектуалы переносят свои эмоции на эстетическую оценку произведения, не в силах изменить угол зрения. При этом отсутствие сакральных свойств у такого рода копии не меняет отношения к происходящему. В свою очередь, западный интеллектуал может сохранить веру "как частное дело", однако способен изменить угол зрения с этического на эстетический при оценке произведения искусства.

В качестве подтверждения своих слов Фаликов апеллирует к делу "Тангейзера", в котором он выступал в качестве эксперта-религиоведа. По его мнению, режиссер Кулябин лишь показывает непростые отношения, возникающие между религией и современным искусством, извлекая используемые им религиозные символы из непосредственного контекста.

Он отмечает, что по сюжету оперы, возмутившей небольшую группу православных верующих, плакат постановки "Грот Венеры" об искушении Христа земной женской любовью — это афиша к вымышленной пьесе вымышленного режиссера Тангейзера, который в финале оказывается осужден публикой, изгнан из профессионального сообщества и сходит с ума.

При этом режиссер относится к своему герою неоднозначно и предлагает зрителям самим оценить действия Тангейзера, а вовсе не солидаризируется с ним.

Более того, Христос в пьесе Тангейзера-режиссера вовсе не почитаемый христианами мессия, а вымышленный автором персонаж, точно так же, как Христос в "Легенде о великом инквизиторе" в романе "Братья Карамазовы" — вовсе не тот Христос, которого почитал сам Достоевский. Таким образом, люди, обвинившие Кулябина в кощунстве, фактически спутали автора с героем, приписав богоборческий жест реальному режиссеру. Фаликов отмечает, что этой ошибки учат избегать еще в школе.

Более того, сам наш язык постоянно использует религиозные символы вне сакрального контекста. "Любить иных тяжелый крест" — не будем же мы к этой строчке Пастернака относиться как к недопустимому использованию религиозного символа", — объясняет историк религии. По его мнению,

к скандалу вокруг оперы привело непонимание законов искусства частью зрителей.

"Продукт вымысла для истинно верующего не может обладать таким же антологическим смыслом, как реальный символ. Человек становится мишенью многих соблазнов, когда не может отличить художественный вымысел от сакральных образов. Оскорбленные оперой не поняли, что искусство условно и в идеале не способно повлиять на их веру", — говорит Фаликов.

Однако эксперт осознает, что зритель не обязан считывать все послания автора. Задача религиоведа здесь не дать оценку тем или иным действиям публики, а понять, какие за ними стоят механизмы. По мнению Фаликова, советская идеология "породила секулярную религию и принуждала людей испытывать трепет перед собственными псевдосакральными символами".  И после ее падения это привело к поклонению как религиозным, так и светским фетишам.

"Она также воспитала в массах агрессивное невежество в отношении всего антисоветского, и теперь оно выплескивается на тех художников, которые якобы недостаточно почтительны в отношении религии", — резюмирует релиогиовед. При этом государство путает свои функции с функциями церкви и наоборот. И в этом смысле весьма показательно, что

попытка Фаликова в частной беседе обсудить спектакль с прокурором окончилась репликой последнего: "Ты будешь гореть в аду".

При этом, по мнению религиоведа, государство сознательно играет в некую постмодернистскую игру, в которой обскурантизм не следствие искренних убеждений, а политический инструмент. В свою очередь РПЦ пытается играть роль "гегемонистского старшего брата", контролирующего и легитимизирующего существование всех других религий, как Советский Союз легитимизировал существование стран-союзниц, но только до тех пор, пока последние соглашались "дружить" и признавать его главенство.