Слабость — еще не правда

Постоянный автор сайта Каспаров.Ru Михаил Берг гневно заклеймил тех, кто, скажем так, с опасением смотрит на перспективу приёма европейскими странами ближневосточных беженцев. Для начала замечу, что в своей статье Берг совершает подмену понятий. Беженец — это человек, спасающийся от преследований. Когда сирийцы бегут от войны, допустим, в соседнюю Турцию, спасая свои жизни, они, безусловно, являются беженцами. Когда, однако, те же самые сирийцы, но уже находящиеся на территории Турции, стремятся перебраться в Европу, то для Европы они не являются беженцами, поскольку на территории Турции им ничего не угрожает, они не подвергаются там никаким преследованиям. В соответствии с нормами международного права у беженца есть право просить убежища в первой же безопасной для него стране, которая такое убежище обязана ему предоставить, однако у него нет права на убежище в любой стране по его усмотрению.

Таким образом, с точки зрения международного права, лишь меньшинство выходцев из стран Ближнего Востока, приехавших в Европу, является беженцами (к этому меньшинству относятся, например, ливийцы, переплывающие Средиземное море на утлых судёнышках), большинство же добирается до Европы транзитом через страны, в которых опасность им уже не угрожает (Турцию, Иорданию и другие), где они, как было сказано выше, и должны были просить убежища.

В Европу их толкает уже не страх за свои жизни, а стремление улучшить материальные условия своего существования.

В этом смысле они ничем не отличаются от мексиканцев, едущих на заработки в США, или китайцев, с той же самой целью приезжающих в восточные регионы России. Эти люди являются экономическими мигрантами, но никак не беженцами.

Когда речь идёт о настоящих беженцах, то, в силу гуманитарных соображений, депортация их из стран, в которых они просят убежища, недопустима.

К экономическим же мигрантам подобные гуманитарные соображения неприменимы.

Впрочем, данная подмена понятий — не самый страшный из использованных Бергом некорректных полемических приёмов. Стремясь сформулировать некий общий, универсальный принцип, который можно было бы положить в основу заявленной им позиции по проблеме беженцев, автор утверждает, что слабый всегда прав, потому что такова, ни много ни мало, европейская цивилизационная конвенция!

Вынужден возразить уважаемому Михаилу Бергу: со времён античности европейская интеллектуальная традиция, когда дело касалось какого-либо конфликта или спора между отдельными индивидами, социальными группами или целыми народами, стремилась разрешить такой спор, обращаясь к существу аргументов, независимо от того, какая сторона является сильной, а какая — слабой. Широко известен случай, когда прусский крестьянин затеял судебную тяжбу по поводу земельного участка с самим королём Фридрихом Великим и выиграл судебный процесс. Однако судьи, вынося решение в пользу крестьянина, делали это не потому, что крестьянин — слабый, а король — сильный, нет, они исходили из формального равенства сторон и решали дело строго по закону. Придя к выводу, что закон в данном случае на стороне крестьянина, судьи признали его права на спорный земельный участок.

Сила и слабость не имеют никакого отношения к правоте. Принцип "слабый всегда прав" столь же несправедлив, как и принцип "сильный всегда прав". Он не является и никогда не являлся европейской цивилизационной конвенцией. Это ложный принцип, который пытаются навязать Западной цивилизации представители левого движения, дабы таким образом обеспечить себе идеологическое господство.

Левые стремятся применять этот принцип повсеместно и делают это с неизменно печальными для общества последствиями. Так, применяя это принцип к межрасовым отношениям, американские левые впадают в истерику всякий раз, когда сотрудники полиции, защищая правопорядок, оказываются вынуждены открыть по преступнику огонь на поражение, а преступник этот, на беду несчастных полицейских, оказывается чёрным. Полицейских тут же обвиняют в расизме и подвергают травле, хотя в подавляющем большинстве случаев последующее расследование подтверждает обоснованность применения оружия, как это было, например, в случае с нашумевшим убийством Майкла Брауна, ограбившего магазин и оказывавшего полиции сопротивление при задержании, в городе Фергюсон, штат Миссури, где невиновность полицейского Даррена Уилсона была подтверждена, помимо прочих доказательств, показаниями чёрных же свидетелей.

Левых не волнует, что результатом их расовой политики стал всплеск преступности, вызванный тем, что полицейские теперь просто боятся применять оружие. Их не волнует, что жертвами этого всплеска преступности в большинстве случаев становятся сами чёрные, живущие, зачастую, в районах с наименее благополучной криминогенной обстановкой. Зато они могут потешить собственное самолюбие, провозглашая себя "защитниками угнетённых", а заодно получить и более осязаемую выгоду в виде голосов чёрных избирателей.

Левые применяют этот принцип в сфере экономики, стремясь таким образом разрушить ненавистный им капитализм.

В основе капитализма, которому Запад обязан своим процветанием, всегда лежало естественное для любого человека стремление к богатству и успеху. Левые объявили богатство и успех чуть ли не преступлением против общества. Богатый, с их точки зрения, уже одним фактом своего богатства виновен и должен расплачиваться за свою вину. Людей, добившихся успеха тяжким трудом, талантом, умом и упорством, они называют "теми, кому больше повезло в жизни", как будто эти люди выиграли своё богатство в лотерею! Объявляя богатство пороком, а бедность объясняя исключительно невезением, левые ратуют за то, чтобы государство занималось активным перераспределением богатства через налоги, систему социального обеспечения и различные формы вмешательства государственных органов в функционирование рыночной экономики.

И вновь левые не замечают (или не хотят замечать), что их политика чаще всего бьёт по тем, чьими защитниками они себя провозглашают. К примеру, левые повсеместно добиваются законодательного закрепления минимума заработной платы, а затем — его постоянного повышения, утверждая, что такая мера заставит работодателей (богатых, у которых деньги появились просто потому, что им повезло) больше платить самым низкооплачиваемым работникам. Реальность, увы, несколько иная. Есть объективные пределы повышения заработной платы, превысив которые, работодатель просто сделает свой бизнес нерентабельным. Соответственно, когда законодатель вводит обязательный минимум заработной платы, работодателям приходится сокращать часть низкооплачиваемых работников, чтобы повысить зарплату остальным, а некоторые бизнесы просто вынуждены закрываться. В результате те, кому левые желали помочь (или, по крайней мере, декларировали такое желание), оказываются на улице без работы.

Впрочем, подобный оборот событий не особо расстраивает левых, ведь те, кто лишился работы в результате подобных мер, теперь зависят от государственных пособий, а значит — с большей вероятностью будут голосовать за левых, ратующих за расширение системы социального обеспечения.

Чем более широко применяется принцип "слабый всегда прав", тем больше становится слабых, зависящих от государства, соответственно, тем более востребованными оказываются левые.

Правда, этот процесс не может продолжаться бесконечно и рано или поздно приводит государство к банкротству, как это на собственном опыте узнала та же Греция, но зачем задумываться о долгосрочных последствиях, когда главная цель — выиграть ближайшие выборы?

Пожалуй, единственный случай, когда левые отказываются от принципа "слабый всегда прав", касается так называемого "права" на аборты. Казалось бы, кто может быть слабее, чем ребёнок, находящийся в утробе матери, кто может нуждаться в защите больше, чем он? Но нет, его страдания не трогают левых политиков, возможно, потому что на выборах у него всё равно не будет голоса.

Строго говоря, принцип "слабый всегда прав" вообще невозможно применять последовательно. Судите сами: если государство, всегда следуя этому принципу, будет в любом конфликте сильного со слабым, независимо от существа спора, вставать на сторону слабого, поддерживая его всей своей мощью, то тем самым оно превратит сильного в слабого, а слабого — в сильного. Будучи последовательным, государство в этом случае должно будет немедленно развернуть свою позицию на 180 градусов и броситься на защиту бывшего сильного, который теперь стал слабым. Далее, как вы понимаете, слабый и сильный вновь поменяются местами, и государству опять придётся менять свою позицию, и так — до бесконечности. Будучи применён на практике без каких-либо изъятий, принцип "слабый всегда прав" с неизбежностью ведёт к неразрешимому логическому парадоксу.

Если вы полагаете, что сказанное выше — пустая схоластика, то вот вам пример из жизни: в левом лагере случился доктринальный конфликт — поссорились радикальные феминистки и так называемые транссексуалки (иными словами, мужчины, вообразившие себя женщинами). Каждая из сторон апеллирует к непререкаемым догматам левого "вероучения". Один из этих догматов гласит, что "гендер" есть всего лишь социальный конструкт, поэтому каждый человек вправе сам определять свою гендерную идентичность, независимо от того, каким хромосомным набором наделила его природа. Из этого догмата следует, что если мужчина считает себя женщиной, то он (она? оно?) женщиной и является. Однако в соответствии с другим догматом, к которому апеллируют феминистки, в "патриархальном" мире мужчины являются привилегированной группой, а женщины — угнетённой. По их мнению, если кто-то, кто был рождён мужчиной, решает выбрать социальную роль женщины и перейти из "привилегированной касты" в "подчинённую", то сам факт того, что у этого человека был выбор, означает, что он всё равно является "привилегированным" и никогда не сможет по-настоящему понять, каково это — быть женщиной, такого выбора лишённой. Соответственно, сторонницы этой точки зрения полагают, что транссексуалкам не место в феминистском движении.

Я искренне надеюсь, что после прочтения предыдущего абзаца, описывающего непростой ход левой мысли, у читателя не разболелась голова. Когда статус официально признанной "жертвы" влечёт за собой вполне осязаемые привилегии, неудивительно, что за роль "жертвы" разворачивается нешуточная борьба, обнажающая всю абсурдность левых догм.

В действительности всякий, взявший на себя труд внимательно изучить левую идеологию, найдёт в ней массу неустранимых внутренних логических противоречий, а также утверждений, прямо опровергаемых фактами реальной жизни. Именно поэтому, понимая всю уязвимость своих принципов, левые предпочитают преподносить их как некие аксиомы, не требующие доказательств.

"Учение Маркса всесильно, потому что оно верно" или "слабый всегда прав, потому что такова европейская цивилизационная конвенция" — конкретные формулировки могут меняться, суть же остаётся неизменной.