Как в Уганде

Режиссер Мило Рау хотел шокировать московскую публику спектаклем-перформансом "Московские процессы". Он инсценировал суд по делу Pussy Riot и выставкам "Осторожно, религия!" и "Запретное искусство".

Рау ставит спектакли по самым громким политическим процессам в разных странах. Так, в Уганде он сделал перформанс “Ненавидеть радио” — проект о геноциде и роли радио в нем. В Румынии режиссер воссоздал суд над генсеком коммунистической партии Николае Чаушеску “Последние дни семьи Чаушеску”. В Германии попросил турецкую актрису со сцены Национального театра прочитать речь Брейвика, которую как экстремистскую запретили в Норвегии. В Москве “судом над Pussy Riot“ с Максимом Шевченко в главной роли ему удалось привлечь внимание общественности, впрочем, не без помощи миграционной службы.

— Что ты вообще подумал, когда пришла полиция?

— На это можно посмотреть с двух сторон. Во-первых, когда они только пришли, я испытал сильный стресс — мне показалось, что все закончилось, мой фильм (Мило Рау также снимает документальный фильм о своем спектакле — прим. Каспаров.Ru) разрушен. Я тогда спросил у адвоката семьи Политковских Анны Ставицкой и у Максима Шевченко, могут ли они мне помочь. Просто казаки в этой традиционной одежде... Я действительно не понимал, зачем они пришли. На сцене стояли Шевченко, Энтео (они выступали на стороне обвинения — прим. Каспаров.Ru). Они спросили: “Нам что, это снится?” Я не знаю, что они все хотели найти. У нас был перформанс, герои дискутировали, мы обсуждали суды. Казаки зашли, послушали, но, видимо, это было слишком скучно для них, и они ушли.

— Наверное, для Энтео и Шевченко визит казаков не был большим сюрпризом. Энтео — православный активист, он вместе с казаками участвует в акциях.

— Ну тогда, может, Энтео позвал своих друзей (смеется).

— В СМИ есть информация, что ты сам позвал сотрудников ФМС на спектакль, чтобы привлечь к нему внимание.

— Нет, я их не звал. Кстати, это хорошая идея. Надо подумать об этом перед следующим перформансом.

На самом деле сотрудники миграционной службы и казаки хотели сорвать спектакль. И если бы не люди вокруг, у меня были бы большие проблемы. Мой фильм мог быть уничтожен, а я на него потратил много денег, в том числе платил зарплату съемочной команде. Хорошо, что незваные гости ушли. Они требовали документы, стандартные документы для иностранца (формы уведомления ФМС о зарплате и перемещении, которые обязаны заполнять иностранцы и их работодатели — прим. Каспаров.Ru).

Я приехал в Москву в 2010 году, почти 2,5 года назад, и за это время ФМС меня не проверяла ни разу. И вот сотрудники службы решили это сделать именно посередине моего спектакля. Понятно, что они хотели помешать. Но у них нет ни единого повода. У меня есть паспорт, бизнес-виза и даже Максим Шевченко.

— Да, у Максима Шевченко всегда есть в запасе пару слов. Как думаешь, такая ситуация возможна где-то еще?

— В Африке. Я делал перформанс в Уганде, там такое легко могло произойти. Но в Европе нет. Может быть, в Германии и были скандалы из-за каких-то акций, но такого, чтобы пришли казаки — ха, немецкие казаки — и полиция, об этом я не слышал никогда. Германия очень тихое место, ничего не происходит.

— Но все-таки там были RAF.

— Да, но это в прошлом, в 60-х—70-х. Во времена Гитлера и после. В Германии нет казаков, нет миграционных проблем и такой службы.

— В Европе тоже есть проблема с иммигрантами из Турции и арабских стран.

— Есть, но по сравнению с Россией это ничто. Это, конечно, проблема, но не настолько.

— А религия не сталкивает людей?

— Религия тоже не играет роли, верующие — это верующие, атеисты — это атеисты, доктора — это доктора. Ты можешь быть лесбиянкой, верующей или атеисткой. Никого это не волнует.

— Как ты думаешь, в России этому уделяют больше внимания?

— И в России религия не так важна, но с другой стороны, у вас традиционное общество. Многие люди консерваторы, они ненавидят постмодернизм и геев. В России много людей ненавидят гомосексуалистов, я был очень удивлен. В Германии даже заявить об этом неполиткорректно. После этих слов ты тотчас окажешься в одиночестве. И в этом большое отличие России от Европы.

— Сейчас ты готовишь документальный фильм. О чем он?

— В основном об этом перформансе. Там запись и самой дискуссии, и подготовки к ней, также я брал отдельные интервью на тему московских судов. Кадры с казаками и ФМС войдут в него тоже. Мы записали все, что происходило. Я считаю, что они сами хотели были актерами — они увидели камеры и подумали: “О’кей, мы будем делать все на камеру”. Я не знаю, может, это все мои догадки.

— Где ты планируешь показать свой фильм?

— Я представлю этот фильм на Берлинале в 2014 году, но до этого покажу его в Цюрихе, Брюсселе, Вене, много где еще. В России мы хотим сделать видеоинсталляцию. Но первый показ я хочу устроить в Германии. Сделать презентацию, посмотреть, какая будет реакция на него.

— А твои европейские коллеги собираются делать что-то подобное в России?

— Раньше Мадонна выступила в поддержку Pussy Riot на концерте, а так вроде бы никто не собирается. Ну, хотя я же не говорю в своем перформансе, кто прав, а кто нет. Я выступаю в роли модератора, слежу за дискуссией разных сторон. Что касается Pussy Riot, эти девушки танцевали в церкви только 40 секунд, никто в Европе не понимает, почему они сидят. По мне, это не было против Церкви, но против Путина и его партии. Конечно, их надо выпустить. Но вообще мне кажется абсолютно невероятным, что за перформанс можно попасть в тюрьму. Уверен, все так думают.

— Судя по происходящему, не все.

— Не все, но те, кто занимаются творчеством, work in art, точно. Я надеюсь, что если я сяду в тюрьму, то люди помогут мне.

— Думаешь, такое может произойти?

— Я говорю “если”. В Германии 70 лет назад было такое время, что в тюрьму попадали многие, и далеко не только за акции. Ничего невозможного не бывает, но, конечно, тюрьма это не выход.

— У тебя в Германии был перформанс по делу Брейвика, расскажи об этом.

— В Западной Европе есть проблема с иммигрантами, но пресса об этом не пишет — это считается некорректным. Нельзя что-то писать о группе или против группы людей, например против турков или мусульман. И поэтому нельзя было транслировать речь Брейвика в суде, а он говорил больше часа.

Я попросил турецкую актрису читать его речь. Она читала это в Национальном театре Берлина, а потом мы обсуждали. Я вообще считаю, что надо начинать общественную дискуссию на острые темы. В этом плане акция Pussy Riot очень действенная — такая простая, очень короткая, она вызвала огромное волнение в российском обществе, спровоцировала всеобщую дискуссию.

А мой перформанс показывает, есть ли границы у морали. Чтобы что-то изменить, надо знать другую точку зрения. 

Вы можете оставить свои комментарии здесь