Формулы власти

Оппозиция привыкла называть существующий ныне в России режим путинским. Вместе с тем различные протестные силы понимают суть этого режима не одинаково. В либеральном лагере выделяются два основных подхода. Представители первого рассматривают путинизм как реванш спецслужб и номенклатуры, прервавший небезупречный, но в целом положительный процесс демократизации общества в ельцинское время. Приверженцы второго основываются на гораздо более критических оценках 90-х. Сторонники этого подхода видят истоки сегодняшней власти в расстреле парламента в 1993 году и нечестных выборах в 1996-м. Либералы, придерживающиеся данного подхода, несмотря на многие идеологические нюансы, близки к левым в своей оценке ельцинского периода как подготовительной стадии путинского режима.

Однозначно негативное отношение к 90-м выражают и оппозиционно настроенные по отношению к Кремлю национал-патриоты. Правда, довольно значительная их часть, находившаяся десять лет назад в непримиримом противостоянии с Ельциным, оказалась вполне лояльной к Путину. В этом смысле они представляют собой перевернутое отражение либералов. Те национал-патриоты, которые в начале 2000-х ушли из оппозиции, надеялись (или старательно убеждали себя), что новый президент под давлением обстоятельств откажется от западничества и сделает попытку вернуть Россию на имперский путь. То есть пойдет на то, чего как раз так опасались и опасаются либералы. Более же последовательные представители национал-патриотического фланга увидели в путинской политике продолжение линии Ельцина, отождествляемой с разрушением русского мира.

Приход в Кремль Дмитрия Медведева внес в идеологическую картину определенные коррективы. Внешняя демократическая риторика, так называемые сигналы, периодически подаваемые гражданскому обществу, вызвали сумятицу и в либеральном, и в патриотическом движении. Определенная часть либералов, находящаяся в оппозиции, но быстро уставшая от конфронтации, заговорила о возможности внутренней эволюции режима в демократическом ключе и перспективах диалога с властью. Ранее лояльные к Путину профессиональные певцы державности, напротив, стали выказывать глухое недовольство. Хотя президент Медведев до сих пор рассматривается в качестве креатуры Путина и разменной фигуры, очевидно, что режим находится не в застывшем состоянии. Однако движется он совсем не в том направлении, в котором хотелось бы умеренно оппозиционным либералам или их антагонистам — державникам-лоялистам.

На повестку дня пора выносить новый вопрос: "Является ли путинизм логическим завершением или же только промежуточным этапом развития режима, основа которого была заложена в последние годы существования СССР и главным образом при Ельцине?"

Чтобы понимать, в каком направлении движется эта власть, необходимо представлять, каким образом она сформировалась. Никакого неожиданного антидемократического реванша, покончившего со "светлыми идеалами" младореформаторов 90-х, при Путине, разумеется, не было. Один этап закономерно сменился другим.

Действительно, политических свобод (прежде всего свободы слова) стало намного меньше. Однако если мы обратим больше внимания на хронику событий, то увидим, что ранняя либеральная журналистика была сильно ангажирована и нацелена на жесткую политическую борьбу, а не на объективное освещение событий, как декларировалось. Сначала боролись с Верховным Советом и коммунистами, затем сражались на полях информационных войн олигархов…

Ясно, что в период становления новой власти подобная борьба неизбежна, но именно в ходе этой борьбы СМИ снова превратились в органы пропаганды. Когда победила сильнейшая группа, подмять журналистов оказалось несложно. Самые амбициозные были выдавлены на периферию или попросту перекуплены. Затем последовала планомерная зачистка всего политического пространства России.

Тем не менее утверждение власти путинской группировки нельзя назвать антилиберальным реваншем. Следует говорить о подавлении в обществе демократии, которая далеко не во всем тождественна либерализму. Так, уничтожение политических свобод не мешало режиму четко придерживаться праволиберального курса в области экономики.

Ликвидация социального государства сегодня проводится более методично, чем при Ельцине.

Поводы говорить о якобы имеющем место размежевании с 90-ми дают и демонстративно жесткое вытеснение из властных структур наиболее харизматичных либеральных лидеров, и обильное использование неоимперской риторики. Эти явления имеют объяснения. Чтобы удержать страну под контролем, режиму была нужна новая маска. Здесь будет уместно обратиться к понятию "политическая формула", введенному одним из отцов-основателей социологии Гаэтано Моска. Ученый писал: "Во всех обществах, достаточно больших и достигших определенного уровня культуры, наблюдается, что их политический класс никогда не утверждает свою власть только в виде фактического господства, а пытается придать ей моральную и юридическую санкцию, представив ее как неизбежное следствие из учений и верований, общепринятых в данном обществе. Эта юридическая и моральная база называется политической формулой".

Путинский режим действительно многое пытался сделать для внедрения новой "политической формулы" в России. Слагалась она из двух искусственно сгруппированных компонентов: культа общества потребления и деклараций о необходимости глубокой государственно-патриотической идеи. Зашатавшаяся в конце прошлого века власть уже не могла публично выступать с дискредитированными ею же лозунгами ельцинского периода. Понадобились новая риторика и новые лица. Именно это и стало идеологической причиной вытеснения из государственного аппарата либералов, открыто придерживавшихся прежней линии. Тех же, кто оказался "резиновыми", оставили в неприкосновенности. Применяемые хозяевами Кремля политтехнологии преследовали несколько основных целей:

1. Устранение оппозиции путем перехвата и эксплуатации ее идей в целях укрепления системы.
2. Мистификация общественного сознания через внедрение мифа об абсолютной бесперспективности любых попыток сбить Россию с "избранного пути".
3. Создание информационной системы, окончательно заключающей обыденное сознание в рамки заявленного статус-кво.

Все эти меры подкреплялись формированием полицейского государства и нарастающими репрессиями против "несогласных".

И все же, несмотря на значительные успехи в зомбировании масс, новая "политическая формула" не смогла стать органичной для России. Связано это прежде всего с неискренностью самой утвердившейся власти, рассматривающей любую идею как товар, которым можно воспользоваться в своих интересах.

На определенном этапе власть сама начала запутываться в собственных манипуляциях.

В этом смысле характерен пример с отношением к личности Сталина. Очень похоже, что многие руководители и идеологи режима, включая Путина, испытывают тайный пиетет к образу генералиссимуса. Но ценят они его как Хозяина, мастера политической интриги и управления людьми. Путинцев в Сталине завораживает магия его власти. В то же время политически и философски он для них абсолютно неприемлем. То есть путинцы снимают шляпы перед Иосифом Виссарионовичем как властелином и параллельно швыряют камни в идеологию и строй, которые он представлял. Отсюда шизофрения в российских СМИ и современной историографии. С одной стороны, агрессивная десталинизация, с другой — подспудная реабилитация вождя. Напрасно часть либеральной оппозиции видит в правлении Путина возрождение советизма. Ни в одном направлении советский строй не восстанавливается. Ни в идеологическом, ни в экономическом, ни в геополитическом. Да, стилистически "Единая Россия" фрагментарно напоминает позднюю КПСС, но не более того.

Пресловутая покорность молчаливого большинства связана не столько со страхом перед репрессивной машиной государства, хотя он, безусловно, присутствует в случае возможности непосредственного столкновения с ней, сколько с невидимой диктатурой общества потребления.

Боязнь стать маргиналом — вот реально действующий фактор, сдерживающий протест.

Поэтому так осторожно и ведут себя даже вроде бы независимые люди, которым проявление оппозиционности по большому счету ничем не угрожает.

Долго еще может работать "политическая формула", использовавшаяся режимом в период 2000-х? Если к моменту назначения Путина преемником зашла в тупик чисто либеральная риторика, то сейчас становится все более очевидной фальшивость путинизма. Критический уровень, конечно, пока не достигнут, но это непременно случится в уже недалеком будущем. За нескончаемым телевесельем и парадной мишурой чувствуется усталость и опустошенность общества. Однако к переменам власть подталкивает не зреющее недовольство "низов", а стремление явиться миру в более цивилизованном обличии и стать наконец полноправной частью международного истеблишмента. В предшествующие двадцать лет достичь этого так и не удалось. Инстинкт самосохранения требует от правящего класса России поиска новых императивов.

Проблема в том, что вывести режим на новый этап не способны ни устаревающий Путин, ни слишком тесно связанный с ним нынешний президент.

Как преодолеть рубежный 2012 год, правящий класс еще явно не знает. Со своей стороны мы можем предположить, что уход путинизма с исторической сцены будет означать очередное идеологическое переформатирование власти. До сих пор режим менял свою идеологическую окраску следующим образом: ельцинские годы — либерально-западническая вывеска, за которой происходило сращивание крупного бизнеса, высшей бюрократии, мафии и спецслужб; путинский срок — патриотический, неоимперский фасад, прикрывавший всю ту же клептократическую власть, ставшую намного могущественнее после избавления от мешавших ей компонентов.

Согласно исторической логике власть теперь должна открыто перейти в руки главных российских бенефициаров режима — олигархов (Михаил Прохоров — первая ласточка в этом направлении). Вот только различие олигархических интересов закономерно приведет не к укреплению позиций российской элиты, а к новой "феодальной раздробленности". При таком развитии событий неоимперские лозунги сменятся "национал-демократическими" как более удобными на завершающем этапе распила страны. Региональный сепаратизм, внутренние этнические конфликты, проекты отделения Северного Кавказа перейдут совсем в иное качество. На уровне же риторики власть будет апеллировать к европейским ценностям, цивилизованному миру и, возможно, даже выступать за союз "передовых стран" против нашествия с Востока. В этой перспективе первый медведевский срок можно рассматривать как переходный период между путинизмом и следующей, на этот раз завершающей, стадией режима. Вряд ли Медведев станет самостоятельной фигурой и после 2012 года. Общее направление движения власти не изменится и в случае возвращения в Кремль Путина.

ВВП, как органичная часть системы, не сможет противостоять ее основным тенденциям. Из чувства самосохранения он, подобно Ельцину, должен будет отступить.

Возможно ли остановить эти процессы? Очень сложно. Но не попытаться сделать это нельзя.