Казус Новодворской

"Солидарность", членом которой я являюсь, вошла в коалицию "За Россию без произвола и коррупции" и будет участвовать в становлении новой партии на базе коалиции. При всей радости, которую призвана внушать весть об объединении (части) российской оппозиции, считаю необходимым высказать мнение о состоянии здоровья новорожденной партии с конструктивной придирчивостью.

Из истории классических демократий известно, что политические партии вызревали многие годы, десятилетия, если не столетия. Они могли определяться чертами "от противного" — антимонархическими, антиклерикальными, антифашистскими, антикоммунистическими. Но в значительно большей степени строились на ярко выраженных предложениях по решению вполне конкретных социальных, экономических и, сравнительно недавно, экологических проблем, то есть на "позитивных программах", объединяющих членов партии. Можно сказать, что и в России многие партии постсоветского периода строились на позитивных (в техническом смысле) посылах, например Партия любителей пива.

Новая оппозиционная партия, конечно же, за Россию, но те ее призывы, что запоминаются и понятны гражданам, прежде всего против (произвола, коррупции, Путина и т. д.).

Следует ли считать это недостатком? С точки зрения партии, положение в стране из рук вон плохое, и изменить его можно лишь радикальным путем — демонтировать режим, который включает и парламент, и саму систему смены власти. Иными словами, положение изменит лишь революция, хоть и мирная, как (почти) все надеются. А революции, как известно, совершаются прежде всего на энергии "против". Такой энергией, соответственно, и заряжена объединенная оппозиция.

И все-же подобная логика больше подходит для широкого оппозиционного движения, а не для политической партии. Многим в движении "Солидарность" было нелегко представить, что еще более широкое объединение, чем "Солидарность", — коалиция четырех организаций — будет сужена до формата партии, узкого даже для одной "Солидарности". Не говоря о тех сомнениях, которые вызывает у нас непропорционально низкое представительство членов "Солидарности" в коалиции. Эта арифметика была на уме у каждого делегата съезда движения, но мы решили ее минимизировать ради великой идеи Объединения. Минимизировать, но не закрыть и, тем более, не стереть. Неравенство этого брака еще не раз напомнит о себе, а то и, не дай Бог, приведет к разводу, измене или смерти одного из супругов. Но это — вопрос будущего. А есть проблемы, очевидные уже сейчас.

Если некоторые из официальных лидеров коалиции "За Россию без произвола и коррупции" довольно экономно обращаются со сведениями о своем идеологическом геноме, то существует импозантная фигура, демонстрирующая свою политическую философию с максимальной откровенностью. Делает она это в том числе и на минимальном физическом расстоянии от лидеров коалиции, на первом митинге оной например. И если смотреть на эту ситуацию с беспристрастием стороннего наблюдателя, иначе как провокацией громогласное упоминание "великого Гайдара" с коалиционной трибуны назвать нельзя. Имя Великого "провокатора" — Валерия Новодворская.

Я по своей наивности надеялся, что величие Гайдара попало в фундаментальный замес объединенной коалиции случайно, как результат того, что ля гранд дам русской демократии нельзя было не пригласить на столь крупнокалиберное событие, а она ну просто не сдержалась. Но я ошибся. Валерия Ильинична вскоре появилась на съезде коалиции и внесла свой существенный правосторонний вклад в идеологический автопортрет новой партии. Здесь не место для полемики вокруг фигуры Егора Гайдара. Но и тем, кто дает высокую оценку деятельности этого человека, не следовало бы называть его великим. Великий у нас был Ленин, "великий" именно с той высокой, ходульно-демагогической нотой, которую взяла Валерия Ильинична на митинге коалиции. Такое величие подчеркивает печальные параллели. После того как народ восставал против тирании в редких попытках изменить свою судьбу снизу, и в 1917-м и в 1991-м власть захватили "великие", при которых все решается сверху.

С кем Новодворская борется за Гайдара? Уж точно не с сегодняшней властью. Они — не противники, а союзники, недаром Кудрин проводит Гайдаровские чтения. Правильно Каспаров напомнил на съезде "Солидарности", что в сегодняшнем близком к власти истеблишменте полно либералов от экономики. К этому я добавлю, что не только от экономики. Либералом при власти можно быть и от политики. Чем не истеблишмент Венедиктов например? И чем не либерал Медведев?

Проблема в том, что "за Гайдара" означает "против (того) народа", который в 90-х делал свои выводы свободно, без путинского зомбоящика, а если ящик тогда и не был вполне свободным, то грешил он исключительно в пользу тех самых младореформаторов, за приватиЗАцию (помните такую рекламу?). Егор Гайдар поддержки большинства населения, мягко говоря, не нашел.

И остались демократия ("народовластие") и народ по разные стороны баррикад. Казус Новодворской.

Надо сказать, что статус правого (right wing) пафоса Новодворской, ее проатлантической позиции во многом базируется на предрассудках и даже простой неосведомленности, царящих на просторах нашей Федерации и имеющих ярко выраженное советское происхождение. По причине номинальной левизны советской идеологии, уравниловки и отсутствия назойливой массовой "культуры" потребления оппозиционно-настроенная интеллигенция в СССР была в основном правой. Почти 20 лет спустя после конца СССР эта парадигма жива и здорова, несмотря на очевидный сговор мирового капитализма с эрэфовским. Если Брежнева защищала мощь СССР, то Путина — жадность мирового капитала, ну и, во вторую очередь, расчет, скажем, что он посмотрит сквозь пальцы на нападение США и Израиля на Иран. Трех дней бы Путин не прожил, не будь он до мозга костей капиталистом.

На Западе и в США интеллектуал, интеллигент, художник — почти синонимы "левака", и подавляющее большинство образованных и симпатичных людей, с которыми, по теории вероятности, столкнется в западном обществе путешественник из России, причислят себя к левым. Это в обществе. А на курортах и футболе, наверное, можно встретить и правых. Дочь лавочника Маргарет Тэтчер, идеологическая сестра Валерии Ильиничны, сейчас, после превращения Британии по вине неуемного экономического либерализма из ведущей в весьма среднюю в ЕС страну, вспоминается разве что цитатой: "There's no such thing as society" (Нет такого понятия как общество). Если бы я не был в Англии, когда она это сказала, я бы думал, что это — из цитатника человека, который дал миру "и в сортире их замочим".

В России существуют идеологические стереотипы, которые не выдерживают критики при ближайшем рассмотрении. Даже тот самый Пиночет, символизирующий болезненную нравственную дилемму правой диктатуры, спасающей экономику, но жестоко подавляющей левых, своими рыночными реформами довел Чилийскую экономику до коллапса в 1982 году. И только радикальный левый поворот вывел страну из кризиса.

Диалектика современного капитализма такова, что никакой он, по сути, не свободный и даже не рыночный.

Семьдесят процентов транзакций мировой экономики происходят внутри международных корпораций, то есть капиталист продает самому себе, искусственно устанавливая цены и стараясь спланировать, программировать и контролировать все, что только можно. То есть сама международная корпорация по экономическому духу чем-то похожа на СССР, хоть и в иных пропорциях и условиях.

Дело в политике. Рынок — не самоцель не только для левых, но и для капиталистов. Крупные корпорации давно уже представляют из себя политические организации, для которых свобода и демократия — лозунг, а экспансия и власть — практика и цель. Не так ли у нас было при Гайдаре? Свобода и демократия как лозунг для всех, в действительности — для меньшинства.

Разумеется, есть разница между системой, при которой, несмотря на всю мощь корпораций, можно писать статьи и снимать фильмы без страха за свою жизнь, и олигархической республикой, где безнаказанно убивают журналистов и адвокатов. Но когда я собрался снять фильм о пособничестве немецких и итальянских компаний в деле "распила" "ЮКОСа", меня предупредили (в Берлине!), что "не стоит этим заниматься". Что, мол, по неким каналам будет распространена информация с тем, чтобы меня и близко не подпускали к интересующим меня объектам и чтобы даже секретарши не отвечали ни на один мой вопрос.

Новодворская похвалила Немцова (совершенно заслуженно) за его стремление распространить санкции против подозреваемых в деле Магнитского на тех людей в высших эшелонах власти, кто несет ответственность за лишение граждан России их конституционных прав. Как человек, который внес скромный вклад в то, что влиятельные европарламентарии познакомились с ситуацией с соблюдением у нас прав граждан (приведя их на Триумфальную 31 августа, съездив с ними в Беслан и Ингушетию), я продолжал следить за событиями в Брюсселе и Страсбурге во время обсуждения проекта, уже вошедшего в историю как пункт Хаутала — Шааке. И я предложил Хейди Хаутала одну очень простую формулировку для ответа на типичный "наезд" в подобных случаях со стороны таких деятелей, как Косачев, Чижов и Климов, обвиняющих Запад в "антироссийской позиции". 13 декабря Хаутала ответила Косачеву в полемике по делу Магнитского: "Это — не антироссийская позиция. Вовсе наоборот — мы внимаем настойчивому призыву ведущих деятелей российского гражданского общества..." Но до самого утра голосования на пленарной сессии Европарламента судьба проекта Хаутала — Шааке висела на волоске. Слишком сильным было давление российского официоза и, что самое главное, его друзей на Западе. Так вот, наиболее влиятельным среди тех, кто выступал против ведения санкций и чуть не потопил важнейший для защиты нашей демократии прецедент, был не какой-нибудь "левак", а солиднейший правый политик, ведущий член правой группировки Европарламента "Европейская народная партия" Элмар Брок.

Партия народной свободы, как и "Солидарность", — организация, ставящая перед собой благородные цели, о чем говорит ее название. Но упомянуть народ в названии еще не значит завоевать его доверие.

В политическом облике новой партии многое выглядит как дежавю.

Поощрение Новодворской, как поцелуй смерти. Отмалчиваться по этому поводу можно только из безразличия к успеху партии. Риск наступить на грабли 90-х так высок, что грешным делом задумаешься: а хотят ли лидеры коалиции на самом деле когда-нибудь прийти власти или сам процесс объединения, выдвижения и т. п. имеет некую непостижимую для нас, простых смертных, самоценность?

Теоретически возможно и еще одно объяснение. Оно кроется в том самом мнении, что народ у нас вообще никогда ничего не решал, и даже редкие восстания заканчивались распределением власти элитами или манипулятивными группровками по своему усмотрению. Поэтому о народных процентах и в этот раз можно не беспокоиться. Очень не хотелось бы, чтобы кто-то из руководителей новой партии так думал. Не только по моральным, но и прагматическим причинам. В мире, и даже в России, ничто не стоит на месте, и народ еще может преподнести элитам не один сюрприз. Чтобы сюрприз не был слишком неприятным, надо вовремя расслышать смысл того, что народ говорит, почувствовать, что он хочет сказать. Такой слух, такая чувствительность, а не способности маневрировать среди единомышленников и есть главная черта современного демократического политика. Надо надеяться, что он есть среди нас. И может быть, после еще очень многих испытаний, история — народ — назовет его великим.