Bitterkeit

I.

Überall ist Bitterkeit
Verzweiflung, und der Tod
Lügen - totes Fleisch
werden unser täglich Brot

"Память, говори", - приказывал Набоков, и память подчинялась. Я же и приказывать боюсь. Во-первых, нет в моем голосе того мускула. Во-вторых, "умные матери пугают детей разными страшилищами", но когда я, девятилетний, обнаружил в МК странную карикатуру – дяденька тащит за собой танк на веревочке и жалуется: "меня что-то путчит", матушка объяснила ее без лишнего усердия. "У него фамилия такая, Путч. Ты не обращай внимания, это для взрослых". О чем уж тут говорить.

Я на матушку не обижаюсь. Вот вы бы на ее месте как объяснили?

Или еще раньше. Сижу перед телевизором, давлю на кнопки, а картинка одна и та же – толпа, толпа, толпа. Зачем толпа? Кому интересно? Где сериал "Спрут" любимый? Бабушка объясняет, что троих задавили и теперь, значит, траур. "Тьфу!" - думаю, от скуки изнывая. "Дуракам на светофор лишний раз посмотреть лень, а нормальные люди должны мучиться".

Через пару лет схожие чувства нахлынули. Я храм Василия Блаженного, видите ли, обожал – красивый, таинственный, запутанный. Договорился с мамой об очередной экскурсии, а мудрая бабушка дверь загородила: вы рехнулись, говорит, там стрельба сейчас. Опять на дураков обиделся. В Москве тогда часто стреляли, но что же, не могли в другом месте пострелять, обязательно надо выходные испортить? Они бы еще в парке Горького разборку устроили.

Позже выяснилось, что я лишился приключений комиссара Каттани и похода на Красную площадь не просто так, а для того, чтобы в стране победила демократия.

Первый раз демократия победила, когда граждане совместными усилиями остановили танки. Второй раз – когда танки не обратили на граждан ни малейшего внимания.

Единственный парадокс прошлого, который я и сейчас, в свои вполне зрелые 26 лет, не вполне понимаю. И объяснить некому.

II.

Это достаточно сумбурное предисловие необходимо в первую очередь для того, чтобы показать: все дальнейшие мои измышления держатся только на изучении исторических материалов и сопоставлении сугубо частных, зачастую откровенно противоречащих друг другу мнений. Я, как всякий "человек, которого не было", оставляю за собой право на ошибку в оценках, но одновременно с этим утверждаю, что единственный мой интерес – стремление к подобию правды как к синтезу полярных утверждений.

Первое. Советская система, что бы про нее ни говорили, старалась воспитывать образованных людей с прогрессивным, гуманистическим мышлением. Таким образом, возник феномен "шестидесятников" и советской интеллигенции как таковой со всеми прилагающимися культурными атрибутами – от Стругацких и Булгакова до Галича и Окуджавы. "Возьмемся за руки, друзья", и треск костра, и свитера с высоким горлом, и чай в НИИ, и аншлаг в университетских аудиториях, и те немыслимые прибыли, которые приносил черный рынок дефицитных книг (особенно жанра, именуемого "духовкой"). Наиболее яркие диссидентские кружки возникали в академической среде, и вполне закономерно, что знаменем ждущей перемен интеллигенции стал именно Андрей Дмитриевич Сахаров.

Второе. Советская бюрократическая система была косной, неповоротливой и консервативной. Ее основными принципами были принципы карательные и запретительные. Противоречие между "пылающим разумом" интеллигенции и "каменной задницей" власти нарастало, и кто же виноват, что власть разговаривала с обществом через задницу? Прививая гражданам высокие идеалы героизма, совести, товарищества и сочувствия к униженным, советская власть выращивала собственных могильщиков, в том числе и "критиков слева".

Оговоримся, что речь идет именно об интеллигенции. Простой, по выражению Александра Зиновьева, "гомосос" был увлечен иными хлопотами: урвать что-нибудь так, чтобы сосед слег с инфарктом. Но признаемся себе: много ли их было, таких? Процентов тридцать против нынешних восьмидесяти.

Третье. Изначально гражданский протест был направлен не на слом, а на модернизацию социализма, на ликвидацию партийных привилегий и поиск "человеческого лица" вместо кабинетной хари, выражавшей что угодно, только не торжество справедливости. Ельцин в троллейбусе, Ельцин в поликлинике – именно такого Бориса Николаевича массово поддерживал советский народ, и в страшных снах своих не видевший никакой "семибанкирщины".

Четвертое. По соотношению законодательство/честность/прозрачность/явка выборы 89-90 годов являются недостижимым идеалом свободы и народовластия для всех последующих "демократических процедур", практиковавшихся в "сбросившей тоталитарное иго" России. Не буду утомлять читателей фактами и цифрами, порекомендую лучше убедительную книгу депутата Национальной ассамблеи Валерия Смирнова "Аферы на выборах".

Так что ответ на вопрос "кого же расстреляли танки" представляется весьма неутешительным. Танки расстреляли вовсе не "восставшую большевистскую сволочь". Снаряды полетели в легитимных народных представителей, сопротивлявшихся незаконным (игнорирование Конституции) и аморальным (проведение вовсе не той программы, за которую голосовали граждане) решениям президентской команды. Неслучайно многие из тех, кто защищал Белый дом в 91-м году, пришли на то же самое место и в 93-м.

Пятое. Пятнадцать лет назад именно интеллигенция сыграла роковую и решающую роль в создании "нации болельщиков", будущей опоры путинского режима.

III.

Стоит ли осуждать интеллигенцию за то, что она иррационально поверила в Ельцина? Не стоит. Вся страна верила в заряженную воду Чумака и руки Кашпировского, а вы говорите – Ельцин.

Нас не объегоришь, нас не подкузьмишь! Кровавая гидра красной диктатуры дергается в последних разрушительных конвульсиях. Дави ее, Борис Николаевич. Идеалист не способен критически оценить собственные идеалы, сама мысль об этом кажется ему кощунством, ересью.

Злые языки до сих пор именуют демократическую интеллигенцию сектой, но именно тогда, в октябре 1993-го она подтвердила полное право на этот сомнительный статус. Оправдание и поддержка любой инициативы Ельцина превратились в императив: путь к отступлению отрезало зрелище копоти на стенах первого российского Парламента. Слишком страшное было преступление, чтобы принять его как преступление и рухнуть под тяжестью вины. Впрочем, некоторые приняли и впали в другую крайность – среди людей, выходящих под портретом Сталина, часто встречаются бывшие сторонники Новодворской.

Выбор был невелик. Либо повторить "Борис, ты не прав", и за кем повторить! Либо поддержать "письмо 42-х" прямо ли, косвенно. Этот проклятый огонь в глазах "порядочных людей", если бы он был чуть менее ярким…

"Раздавите гадину!" (И Вышинский в гробу завертелся неспокойно).

"А где наша армия?! Почему она нас не защищает от этой проклятой Конституции?!"

"Это же не люди – зверье!"

Болельщики не зря именуются фанатами. Их волнует только победа "своей" команды. Показательно и отношение к судье. Если судья судит по правилам, но правила мешают, то "судью на мыло". Если не по правилам, но "в нашу пользу", то простительно – главное, победа, а протестующим померещилось, не было никаких нарушений.

Почти никто из "идеалистов" не отрекся от Ельцина. В результате защитники Парламента получили прозвище "красно-коричневых". Эта катастрофа определила облик всей последующей семилетки. Вчерашние "гуманисты" уверенной рукой подписали Кремлю мандат на насилие и бессердечие. Образ "совка" как единственной причины всех бед российской демократии намертво впечатался в сознание "думающей прослойки".

Кто там мешает реформам? Пенсионеры? Так они совки, у них комплекс. Давить.

Рабочие? Так они совки, у них комплекс. Давить.

Колхозники? Так на то они и колхозники. Давить.

А если ты не рабочий, колхозник или пенсионер, но все равно мешаешь, значит, ты тупой, завистливый неудачник. Запретить и уничтожить. Когда всех уничтожим, "наши", наконец, выиграют. Тогда последнему дураку будет понятно, что жертвы были не напрасны – и нам же спасибо скажут.

Интересно, понимали ли тогда демократы, что копируют ненавистную логику НКВД с маниакальным поиском "вредителей" и "саботажников"?

В октябре 1993-го сторонники демократии превратились в сторонников людей, называющих себя демократами. Из фанатов правил, они превратились в фанатов конкретной команды.

Поразительно, что в заслугу Ельцину ставят "предотвращение гражданской войны". Напоминаю, что гражданская война – это не "горстка сумасшедших против государства". Призывая "запретить оппозицию Ельцину", демократы, по сути, собирались запретить треть российского населения и вполне объяснимо, что население им этого не простило.

"Наша честь – это верность". На смену убеждениям пришла религия. Вот тогда-то Россия и одурела.

IV.

Не совсем понятно, на что рассчитывали сторонники Ельцина, превращая в фикцию суд, закон и народовластие. Общество, живущее по бандитским законам способно вырастить только бандитов и терпил, с которых бандиты имеют прибыль.

Считалось, что "невидимая рука рынка" все расставит по своим местам. Торжество теории Дарвина: те, у кого крепкие зубы, сожрут тех, у кого слабое тело. "И когда больше некого будет жрать, хищники станут травоядными", - мечтала демократическая интеллигенция.

Простите, но это ярчайший пример так называемой девиантной логики. Столкнувшись с "продовольственным кризисом", хищники сначала пожрут слабых представителей собственного вида (вот вам и весь "чекистский реванш"). Если же у хищников наличествуют некоторые зачатки разума, они сделают так, чтобы травоядные не заканчивались. Никто не будет резать лоха, который должен сто долларов, ему накрутят счетчик до пяти тысяч, заставят отдать четыре и только тогда, в назидание прочим, закопают в лесополосе.

Система, построенная Ельциным, могла воспитать кого угодно, только не граждан, считающих свободу высшей ценностью, а правовое государство - естественным условием достойной жизни.

В результате мощь государственной машины была настроена на производство все тех же "гомососов", меряющих свободу колбасой и евроремонтом. "Заграница, иномарка и пожрать", ставшие последними аргументами демократов девяностых, перешли, как эстафетная палочка, "государственникам двухтысячных". Форма пришла в долгожданное соответствие с содержанием. Сторонники "неактуальных форм" были "оптимизированы" или утилизированы.

Золотые, бессмертные строки Всеволода Емелина только остается процитировать:

Вот Средний Класс спускается в подъезд,
Вот он выходит на автостоянку,
Конечно, у него не "Мерседес",
Но у него своя есть Иномарка.

Он энергичен словно Билли Гейтс,
Он съел свой легкий и полезный завтрак,
Ему не нужен даром "Мерседес",
Ведь он в свою садится Иномарку.

Пускай пока весь его внешний вид
Являет собой некоторую странность,
В дальнейшем он многопартийность нам сулит,
А главное, сулит нам толерантность.
Он армию контрактную сулит
И общество гражданское сулит,
Но главное, сулит нам толерантность.

Пускай не завтра и не послезавтра,
Но, все равно, ведь все-таки, сулит.
Ведь правда же, сулит?
Сулит? Скажи, сулишь?
Сулишь? Сулишь, скотина?
Сулит.

Непонятно лишь, с чего такие фантазии? Российский "эффективный собственник" получает жизненные блага не благодаря закону, а вопреки ему. Всю свою сознательную жизнь он обманывал, подмазывал и подмазывался, если не воровал и не убивал. Взятки, "неофициальные договоренности", лояльность начальству и презрение к "болтунам" – вот единственные условия сохранения приемлемого уровня жизни внутри системы. Раньше это называлось "крутиться", теперь никак не называется – слишком привычное стало явление, чтобы обозначать его отдельным словом.

В последние годы возникают гражданские союзы, цель которых - переломить хребет порочной системе, но, к сожалению, влияние таких союзов оставляет желать лучшего.

"Болтуны" могут болтать сколько угодно, барин все равно сделает, как надо – кнутом или пряником. И кнут, и пряник он получил 15 лет назад, с тех пор из рук не выпускает. Это называется "стабильностью", перечнем обязательных правил. Гарантом именно этих правил выступает российский президент. Менять правила – странно и страшно, в том числе и потому, что от любого "пересмотра итогов" могут возникнуть неприятные вопросы к каждой конкретной иномарке. Протестуют только лохи и сумасшедшие. Лохов и сумасшедших нужно запретить или выгнать. Как выражался Лужков: "Я по идеологии хозяйственник".

Подытожим. Интеллигенция воевала за свободу. "Гомосос" воевал за колбасу, иномарку и заграницу. Интеллигенция взяла "гомососа" в союзники, потому что знала – свобода не противоречит колбасе, иномарке и загранице. Когда встал выбор между колбасой и свободой, интеллигенция выступила в поддержку колбасы, потому что посчитала, что обожравшийся колбасой "гомосос" сам собой разовьется в гражданина. Сулит, скотина. Сулит.

"Гомосос", также известный как жлоб, торжествующе урчит и болеет "за нашу систему". Стругацких уже никто и не читает, член партии "Единая Россия" Федор Бондарчук разве что. Интеллигенция, в растерянности руками разводя, не понимает, где же она ошиблась. Наверное, недостаточно усердно влияла на власть. Нужно влиять еще усерднее. Вот и Мариэтта Чудакова считает, что нельзя оставлять молодого Медведева наедине с "Единой Россией".

Именно тогда вы ошиблись. В октябре 1993-го года, оставив Парламент наедине с Баркашовым, Макашовым и орудийными залпами. Что ж вы наделали, дуралеи.

Есть такая триада, неопровержимая формула. "Закон, достаток, свобода". Отказавшись от закона вы сделали собственников преступниками. Зачем им теперь свобода, невозможная без законов? Им нужна гарантия сохранения собственности, право сильного и чувство принадлежности к сильному. "Свобода по понятиям". И она у них есть. А вы – гадина, и скоро вас раздавят. Впрочем, не пугайтесь – "либераст" сейчас, это как "совок" семь лет назад. Он, завистливый неудачник, хочет лишить народ колбасы. Вы представляете себе листовку с портретом Бориса Немцова и подписью "Купи еды в последний раз"? Я очень хорошо представляю. Поэтому давить будут долго и ласково. Если всех виноватых перестрелять, кого же обвинять тогда?

V.

Товарищи. Все, кто меня слышит, – немедленно на помощь к зданию Верховного Совета. Если меня слышат летчики, поднимайте свои боевые машины. Эта банда засела в Кремле, в Министерстве внутренних дел и оттуда ведет управление. ТВ подконтрольно и радио нет. Они лгут. Мы не преступники. Спасите погибающих людей. Спасите погибающую демократию.

Белый дом, 4 октября 1993 года.

Слова, которые с той же силой и убедительностью могут звучать на любом сегодняшнем оппозиционном митинге.

Так на что были потрачены пятнадцать лет?

Белый дом давно отреставрирован, наштукатурен, получил золотого орла на лоб и кресло Владимира Путина в чрево.

Но российский парламент продолжает гореть. И еще не поздно выбрать свою сторону.