В кафе

Выпить со мной за победу Украины он отказался. Сказал, что он против победы любой из сторон. Победа любой из сторон породит несправедливость. Он за мир без победителей и побежденных.

Когда подобное излагают на "Эхе" прославившиеся своей скользкостью и вертлявостью политиканы, всем понятно, что ими движет исключительно трусость, приспособленчество и корысть. Они отрабатывают легальный статус и уютный партийный офис. Но когда ты знаешь человека примерно сто лет, первая твоя мысль — человек искренне заблуждается и считает, что именно такая позиция помогает противостоять злу.

Я стал вспоминать, что нас связывало не только в прошлой, но и в позапрошлой жизни. Антисоветское подполье. Когда я сел, его удалось "отмазать". Потом горбачевская перестройка с ее бурлящими "Конвентами" — всесоюзным, всероссийским, местными. Он был членом одного из этих "Конвентов". Эпоха "Конвентов" резко закончилась в 1993 году, и он ушел на госслужбу. Остался на госслужбе и при Путине.

Служил он отнюдь не в самых поганых госструктурах. В рожденных революцией и призванных наблюдать за соблюдением законности. Многие работавшие в этих структурах люди искренне пытались ограничить произвол. Оспаривали запреты и разгоны митингов, задержания их участников и "судебные" расправы над ними. Возможно, благодаря этим людям какая-то часть задержанных получала только по десять суток вместо пятнадцати.

Я никогда не считал, что этого не надо делать. Напротив, я считал это нужной и благородной работой. Должны быть люди, которые в самых трудных условиях будут требовать от властей соблюдать хотя бы их собственные законы, как диссиденты требовали от советского режима соблюдения его собственной Конституции. Диссиденты, правда, не попадали в советские госструктуры. Так может, и хорошо, что теперь попадают? Явный прогресс по сравнению с мрачным тоталитарным прошлым. Так что я не имел к нему никаких претензий. И все-таки виделись мы все реже. Раз в несколько лет. И вот мы сидим с ним за столиком маленького, тихого кафе.

Он говорил взволнованно и совершенно искренне. Какая дикость! Людей заставляют убивать друг друга из-за каких-то клочков территории. Это средневековье. Вот чего украинцы вцепились в эти клочки? Ведь сколько горя по обе стороны фронта! В наш просвещенный и гуманный век территории не должны иметь значения. Люди должны быть важнее территорий.

Я аккуратно поинтересовался, как быть с людьми, оказавшимися на оккупированных Россией территориях. Которых террором принуждают к отказу от собственного "я". У которых отбирают детей и угоняют в чужую им страну для "переделки в русских".

Он ответил, что сегодня мы все — граждане мира. И формальная государственная принадлежность не должна для нас ничего значить. Разумеется, международные правозащитные организации должны следить за соблюдением прав человека на подконтрольных России территориях. И за тем, в каких условиях находятся перемещенные с этих территорий дети.

Я углубился в собственные невеселые размышления. О всё более явственной линии размежевания в среде российских "несогласных". Когда 24 февраля 2022 года в нашу жизнь вломилось Абсолютное Zло, его абсолютность была настолько очевидна, что даже люди весьма умеренных, "компромиссных" взглядов вынуждены были заявить о безоговорочной поддержке Украины. Но когда обнаружилось, что война затягивается, для многих такая позиция оказалась непосильной ношей. Вот и Дмитрий Быков, страстно обличавший путинский фашизм, заговорил о том, что он не может желать военного разгрома своей стране и гибели своих соотечественников, одетых в военную форму.

Говорят, это и есть "усталость от войны". На это и рассчитывала кремлевская нечисть. На то, что ее противники устанут и начнут искать пути приспособления к новой, навязанной им реальности. Кремлевская нечисть хорошо знала, что представляет собой российская "оппозиция". Ошибка кремлевской нечисти состояла в том, что по российской "оппозиции" она судила и обо всех остальных. Но не все такие. Украинцы оказались не такие.

Что же касается российской "оппозиции", то для реального противостояния Zлу ей уже недостаточно сказать "Крым украинский". Ей необходимо сказать "Смерть российско-фашистским захватчикам!". И размежевание с теми, кто этого сказать не сможет, неизбежно.

Размышляя над этим, я несколько отвлекся от хода мысли моего собеседника. К реальности меня вернули его слова, больно врезавшиеся в сознание: "Человеческая жизнь должна быть высшей ценностью. Человеческая жизнь бесценна". Я положил на столик деньги, поднялся и, не попрощавшись, вышел.