*Мы все "не такие, как все". Каждый человек уникален. Однако в истории часто выделяют группу людей, которая подвергается дискриминации. Женщины, чернокожие, трансгендеры, геи и лесбиянки. Все те, кто не вписывается в "норму". Но что такое "норма"? "Норма" различна для каждой культуры, сообщества и времени.
Несколько дней назад в Петербурге семеро хулиганов избили Екатерину Лысых за то, что она "выглядела как лесбиянка". А за несколько месяцев до этого однополая пара из Москвы, Андрей Ваганов и Евгений Ерофеев, вынуждены были покинуть Россию. Органы опеки попытались изъять усыновленных детей из нетрадиционной семьи, а полиция угрожала возбуждением уголовного дела.
В современной патриархальной России, с псевдоправославными ценностями, сложились непростые условия для людей, которые не вписываются в "норму", в том числе и для однополых семей. Их травит и государство, и "неравнодушные" представители общественности. Принятие правительством закона о гей-пропаганде фактически легализовало гомофобию. Фашистский закон лишает ЛГБТ-людей не только юридических, но и основных человеческих прав и свобод.
Мы поговорили с двумя однополыми семьями, которые заключили брак в других странах и вынуждены придерживаться определенных "правил", чтобы безопасно жить в России.
Ната и Таша
Таша — психотерапевт, ей 30 лет, она живет в Москве. Нате тоже 30 лет, она психолог. Можно подумать, что они познакомились на профессиональной почве, но нет. Ната родилась в Минске и с Ташей познакомилась в интернете.
До 20 лет обе девушки встречались с парнями. В какой-то момент Таша поняла, что чувствует тотальную вину перед своим тогдашним парнем, так как не испытывает к нему никаких чувств, которые должны быть у влюбленных. При этом она стала ощущать симпатию к своей подруге — Нате. В конечном итоге она рассталась с парнем и уехала в Минск. К своей будущей девушке. Теперь пара живет в Москве.
Отвечая на вопрос, когда же она поняла, что ей нравятся девушки, Таша смеется: "Ретроспективно". Не было никакого конкретного момента, она не проснулась в одно прекрасное утро с осознанием в себе новой сущности, такие изменения отследить невозможно.
Идентичность — это вообще очень сложно. Это не предустановка, с которой человек рождается и которую соблюдает всю жизнь. Осознание собственной идентичности — это процесс, происходящий внутри каждого из нас постоянно.
Сначала Таша считала себя лесбиянкой. Но, обучаясь на психотерапевта, девушка изучала различные идентичности. И каждую новую идентичность она присваивала себе. Сейчас Таша идентифицирует себя как квир.
"Квир — это человек, который рефлексирует и понимает, что гендер — это конструкт. А сексуальность намного сложнее, чем нам об этом рассказывали. Для меня квир — это политический акт",
— поясняет она.
Ее партнерка Ната никогда не задумывалась об ориентации. "Как-то я полюбила девушку и никак не стала себя называть. Я была просто человеком, который любит другого человека. В моем круге общения не было людей, которые негативно к этому относились. Были попытки назваться лесбиянкой. Но я понимала, что мне нравятся девушки, мальчики, небинарные личности", — рассказывает Ната.
Девушки утверждают, что им повезло — они не сталкиваются с дискриминацией. Коллеги, друзья, родители — все спокойно относятся к их выбору. При этом во время новых знакомств, по словам девушек, им приходится "следить за языком". Например, чтобы в правильном роде назвать своего партнера.
Когда коллеги обсуждают своих возлюбленных, их планы на выходные, девушкам приходится отмалчиваться или вспоминать о своей партнерке в гендерно-нейтральной форме. Невозможность полностью интегрироваться заставляет их проявлять себя только в так называемом "либеральном пузыре", в котором у них есть права и возможность быть собой.
Никита и Максим
Никита — художник. Ему чуть больше 30 лет, он живет в Москве. До 14 лет ему нравились девочки. Но в 15 лет все изменилось — влюбился в одноклассника. Никита интроверт и склонен к депрессии. И из-за этой влюбленности у него стали появляться суицидальные мысли. Тогда мама обратила внимание, что с сыном что-то не то. Он рассказал ей, что ему нравится мальчик. Мама ответила, что это подростковое, что это пройдет.
Несмотря на свою влюбленность, Никита продолжил встречаться с девушкой. Он был в отношениях с девушками до 21 года. Затем он познакомился с молодым человеком из другой страны — Максимом. После долгого общения в интернете Никита понял, что влюбился, и решил поехать к Максиму. А через пару месяцев Максим переехал в Москву, и они стали жить вместе.
Никита рассказал своей маме, что то, что было в 14 лет, не прошло. Мама удивилась, но агрессии никакой не было.
"Папа сказал: ну неужели нельзя было найти кого-то в районе МКАДа", — смеясь, рассказывает Никита. Отец очень лояльно отнесся к его ориентации. Единственное, что расстраивало родителей Никиты, — невозможность иметь внуков.
"Я знаю, что некоторые пары воспитывают детей, но не факт, что повезет", — говорит Никита.
Его парню Максиму около 30. Он занимается графическим дизайном, иллюстрацией, скульптурой и декоративно-прикладным искусством. Он понял, что ему нравятся парни, еще в детстве. Ему нравились актеры, танцоры балета, а идеал мужской внешности во многом сложился из иллюстраций к любимым книгам.
Родители Максима тоже очень мягко отреагировали на заявления своего сына об ориентации и переезде в другую страну. Но разговора "по душам" никогда не было, и они никогда не обсуждают личную жизнь.
Никита и Максим живут в квартире родителей Никиты. Дело в том, что даже в Москве двум молодым мужчинам сложно снять квартиру — не все хотят заселять пару. "Нам часто приходится говорить, что мы братья. Например, когда едем на BlaBlaCar. Это позволяет избежать вопросов", — рассказывают ребята.
Для Никиты всегда сложно говорить незнакомому человеку о своей ориентации. "Если бы я встречался с девушкой, я бы рассказал. Для меня важно в дружбе рассказать про свою личную жизнь", — говорит Никита.
"Я всегда держу в голове, что человек может отреагировать неадекватно. После принятия закона о пропаганде гомофобия была почти легализована. После этого закона ко мне подходили люди и спрашивали, почему я ношу серьги в ушах. Я ношу их с юного возраста. Люди же приравнивали это к моей ориентации",
— рассказывает Никита.
Был случай, когда Никита ехал с другом в метро и несколько человек начали допрашивать Никиту о фасоне пальто — мол, оно было не совсем мужественным. В конечном итоге произошла потасовка.
Максим говорит, что никогда не хотел детей. Для Никиты же это важная и болезненная тема. Они оба считают, что это большая ответственность, поэтому к вопросу о детях подходят с осторожностью, и не только из-за гомофобных настроений в стране.
"В любом случае я убежден, что ориентация не должна быть препятствием к усыновлению, а люди, воспитывающие собственных детей, не должны жить в постоянном страхе, что их отнимут. В России огромная проблема с брошенными детьми, детьми-инвалидами, страшными условиями в детских домах, насилием в семье, воспитанием в маргинальных семьях — вот что должно волновать государство вместо охоты на ведьм. В этой стране, такой, какова она сейчас, я не стал бы заводить детей, даже если бы хотел. Даже если бы был гетеросексуалом", — рассказывает Максим.
Никита считает, что жизнь в Москве — это удача. Он почти не сталкивается ни с какими проблемами в связи со своей ориентацией.
"Если гулять солнечным днем где-нибудь в районе Китай-города, можно поддаться иллюзии, что Москва — современный европейский город, достаточно безопасный, достаточно открытый, с красивыми спокойными людьми. Но тут же в метро на центральных станциях можно столкнуться с физическим насилием и угрозами расправы",
— говорит Максим.
Пять лет назад ребята обручились в Дании. Они заключили брак после принятия закона о пропаганде. "Если вдруг что-то случится, чтобы был вариант куда-то уехать", — заявляет Максим.
На вопрос, хотели бы они уехать в более комфортное и свободное место, ребята ответили, что хотят, чтобы Россия стала таким местом.
Никита довольно пессимистично думает о своем будущем в этой стране. "Это будет одинокая старость, без внуков. Конечно, дом престарелых меня не очень радует", — отвечает он.
"Единственная причина, по которой я еще не переехал, — я не придумал, как это осуществить. Надеюсь, однажды я справлюсь с хронической депрессией, стану более инициативным и сделаю это", — говорит Максим.
Традиционная и нетрадиционная семья
О том, как трансформировался институт семьи и почему мы не можем использовать формулировку "традиционная семья" в современном мире, нам рассказал преподаватель, кандидат философских наук и доцент РГГУ, МосГУ Сергей Витяев.
Институт семьи постоянно меняется. Семью, которая возникает в голове у большинства россиян в виде папы, мамы и пары детей, нельзя назвать традиционной. Это нуклеарная семья, и возникла она самое позднее в конце 19-го века.
Настоящая традиционная семья, которая существовала в традиционном обществе, — это когда несколько поколений людей жили под одной крышей, вели вместе хозяйство. Такие семьи просто физически не могут существовать в современном городе.
Религиовед и социолог Дмитрий Узланер как-то делал доклад о современной российской пропаганде. Он заметил, что вся современная традиционалистская риторика с христианским подтекстом была списана с пропаганды американских консерваторов. Все эти штампы были взяты у американских баптистов. Он связывает это с тем, что в 90-е годы в России рухнула советская идеология, образовался вакуум и нужно было его срочно чем-то заполнять. В советское время не было создано никакой идеологической основы. Поэтому в 90-е годы боролись разные альтернативы, в том числе американский консерватизм, который в итоге и одержал верх. Ирония в том, что он даже с православием не очень сопрягается, он вообще заточен под баптизм.
Семейная жизнь и деторождение не являются обязательным атрибутом православного мировоззрения.
В баптизме, протестантизме, напротив, с этим все понятно — если у тебя есть семья и дети, то это показатель твоей успешности и богоизбранности.
В протестантизме нет института монашества и нет святых, а в православии все это есть. В православии большое количество бездетных святых. Те же Петр и Феврония, которые являются олицетворением семьи и верности, были бездетными.
Вся пропаганда традиционной семьи сугубо политическая, за ней нет никакой основы.