Барнаульская орлица на невольничьем рынке невест

Арест советско-российского крота в ЦРУ Олдрича Эймса в 1994 г. возымел для американского истеблишмента эффект воронки, где затрепыхался имидж России, еще недавно, казалось бы, решительно отмежевавшейся от конфронтационного прошлого СССР.

Верхушка ЦРУ, установившая с СВР на тот момент весьма доверительные отношения, была столь шокирована, что допустила нечто из потуг классического треугольника "жена-любовница-объект дележа" — без всякого согласования с Москвой делегировала на Лубянку двух офицеров разбираться...

Сколь бы подобный шаг не казался наивным и для матерых профессионалов — недопустимым, он индикатор того, насколько длительное бескомпромиссное противостояние изматывает разум и при замирении сторон рождает мутантов благодушия. Оттого разоблачение в 2001 г. Роберта Ханссена, как и в кейсе Олдрича Эймса, аукнулось в американской массмедиа очередной реакцией в духе "Как же так?!", правда, куда менее бурной, чем в 1994 г.

Инерция глухого разочарования сохранялась и при раскрытии в США российской шпионской сети из 11 нелегалов в 2010 г. — что служило явным диссонансом объявленной Обамой перезагрузки. Как результат, вместо громкого суда над новой версией холодной войны, американцы предпочли замести шпионский мусор под ковер — согласились на скоропалительный обмен с Кремлем, все еще воспринимая Россию в качестве цивилизованного партнера.

Посткрымская конфигурация расставила все на свои места, втемяшив, наконец, в заплывшее жирком консюмеризма сознание Запада банальную истину: российский чекизм в немалой степени взращен благодушием первого мира, безвольно проглотившего не только шпионские игры Кремля девяностых, но и мюнхенский демарш ВВП и российские танки в окрестностях Тбилиси.

Так что задержание в Вашингтоне Марии Бутиной — сигнал того, что за океаном окончательно дозрели: в лице Москвы им противостоит не государство-недоброжелатель, а мощная ОПГ, в силу своей мобильности и презрения всяких норм, крайне опасная. Потому игра на опережение, профилактика канцерогенного процесса — единственно действенная мера в таком противостоянии.

Как представляется, в загашнике американской Фемиды не многим более, чем юридически связное обвинение об уклонении Бутиной от регистрации в качестве иностранного агента, действующего проводником интересов другого государства. Все прочее — от лукавого, укрывающегося мантией дешевой секретности, призванной нагнать конспирологического туману собственной значимости. Аргументы образца "попытка проникновения в сферы американского политикума", "контакты с российским агентами (почему-то неразоблаченными...)" и прочее, отдают трафаретным мышлением, присущим любой силовой службе, и при нынешней подаче вряд ли выстоят испытание в суде.

То, что, да, в активе, — это преимущества самого ареста, таящие огромный резерв, особенно, когда речь идет о молодой женщине, вполне вероятно, не прошедшей специальной подготовки. Лучшая сыворотка правды — сам острог, точно затмение, отсекающее сидельца от комфортной реальности, и навязчивые "ухаживания" следователя сознаться, порой в обмен за чисто символические поблажки. Так что "отрицалово" Марии Бутиной, по предъявлении первых обвинений, спустя полгода может разразиться истерикой раскаяния с выдачей всего банка "явок и паролей" и гневным изобличением кураторов. Тюряга и не таких ломала! Крымнашисты для нее, правда, контингент новый, неизученный...

В общем и целом, думается, Мария Бутина стала жертвой своих непомерных амбиций и, не исключено, избытка гормонов. Тем самым Лубянка в очередной раз сработала топорно, подрядив персонаж, выламывавшийся из главного правила шпионажа — гармоничного слияния с пейзажем вверенной сферы и минимум публичности. Ее кавалерийские наскоки на те или иные фигуры американского политического класса (при очень скромных внешних данных) были обречены попасть на заметку в ФБР. Да и сама безумная по интенсивности карьера вела, как минимум, к открытию дела в компетентной службе. (То, что за Марией Бутиной стоит СВР, больших сомнений нет, притом что чекисты, предвидя провал, могли оперировать через третьи лица).

В конце концов, союз Лубянки и аномальной в своем честолюбии особы ожидаемо рухнул, похоронив под своими обломками очередной расходный материал.

Если же отталкиваться от досужего, той кейс Бутиной грешит нехитрым умозаключением: мужчины, даже титулованные, в своих связях неразборчивы, а молодые, клокочущие энергетикой провинциалки — по-прежнему в большой цене.

Жаль ли мне Марию Бутину, носительницу красного диплома, обратившую свои таланты в неженскую сферу свободного обращения оружия и, наконец, шпионаж? И да, и нет. Да, как всякого сидельца. Нет, как сознательного, высокоорганизованного адепта путинизма, религии зомбированного большинства.