Эпидемия убийств

Когда я работала над материалом, посвященным попытке отравления бывшего полковника ГРУ Сергея Скрипаля в английском городе Солсбери, мне удалось найти свидетеля, подтвердившего, что российские спецслужбы давно интересуются смертоносными ядами. Феликс Кубин ранее выполнял отдельные поручения некоего Башира Куштова, которого называет высокопоставленным силовиком, выполнявшим поручения российского министра внутренних дел Нургалиева, но также имевшим связи с ФСБ. Затем Кубин разоблачил некоторые из организованных Куштовым провокаций в интервью российскому оппозиционному журналисту Александру Сотнику, после чего попросил политическое убежище в США. Сейчас Кубин живет в Северной Калифорнии и поделился новыми деталями своего общения с российскими спецслужбами.

"Однажды в разговоре с Куштовым я упомянул, что у меня есть знакомые химики, у которых была высокотехнологическая лаборатория по производству различных веществ. Куштов предлагал мне купить у них за хорошие деньги какую-нибудь интересную формулу или технологию производства ядов, которые собирался сразу же на ком-то испытывать. Больше всего его интересовали яды, которые могли бы мгновенно убить человека даже при легком контакте или вовсе бесконтактно, а также растворители, способные провести яд под кожу жертвы. Разумеется, я отказался", — сообщил Кубин.

Также Кубин поделился, что Куштов, по его словам, обещал хорошую оплату в случае, если яд подействует.

"Это означает, что у них уже были предусмотрены жертвы, на которых они собирались опробовать яд", — сделал вывод Кубин.

Однако понятно, что яды уровня "Новичка" разрабатываются не в частных криминальных лабораториях, а на гораздо более высоком уровне. Откровения Кубина еще раз лишь подтверждают то, что в России убивают на всех уровнях: начиная с самого высшего, и заканчивая региональным. Какие-то убийства, безусловно, невозможно осуществить без одобрения "на самом верху", тогда как мишени более "низкого уровня" определяются региональным ФСБ, "кадыровцами", полицией, бандитами или коррумпированными силовиками в сговоре с бандитами — в зависимости от уровня и причин убийства. И крайне наивно думать, что существует один, общий на всех "киллер-лист". На самом деле мы не представляем, сколько всего есть и будет подобных списков.

Для известных перебежчиков используется "Новичок", тогда как местным целям достается уже яд, разработанный по заказу силовиков нелегальными производителями наркотиков. Кто-то умирает от пули, кто-то — от "взрыва бытового газа", а кто-то неожиданно выпадает из окна. Человеческая жизнь в России обесценивается ежедневно. В самом деле, о какой ценности жизни можно говорить в стране, которая угрожает всему миру ядерным оружием, советует собственному населению, что брать с собой в бомбоубежище, и рассуждает, что "на миру и смерть красна"?

К чему я все это пишу? Недавно в Екатеринбурге скончался журналист Максим Бородин, первым написавший о смерти членов отряда ЧВК Вагнера в Сирии и установивший личности некоторых погибших. Он умер в больнице, не приходя в сознание, после падения из окна пятого этажа собственной квартиры. Я знала Максима лично примерно десять лет. Близкими друзьями мы не были, но всегда сохраняли хорошие отношения, и до моей эмиграции периодически сотрудничали в рамках некоторых расследований. Бывало, я давала комментарии для его сюжетов, помогала с материалами, мы обсуждали вместе какие-то вопросы, регулярно встречались на различных пресс-конференциях. Максим всегда проявлял себя как высокопрофессиональный журналист и по-настоящему порядочный, надежный человек.

После начала горячей фазы русско-украинской войны Александр Щетинин (создатель информагентства, в котором работал Максим, — "Новый регион") всецело поддержал Украину и вынужден был порвать связи с российской редакцией сайта. Я поддержала Александра и начала работать в украинском "Новом регионе". Максим, всю жизнь живя и работая в Екатеринбурге, остался в российской редакции, изменившей свое название на "Новый день". Казалось бы, наши пути разошлись. Но Максим никогда не упрекал меня в моем выборе и не боялся обращаться за комментариями даже через несколько лет после разделения "Нового региона". Он, как и многие думающие люди в России, понимал всю пагубность аннексии Крыма и последовавшей за ней войны, и старался писать правду даже в нелегких российских условиях. Помимо ВЧК Вагнера, он вел несколько региональных расследований, как всегда, не боясь поднимать самые опасные темы.

Ни я, ни многие люди, намного ближе знавшие Максима в последние годы, не верят в версию его самоубийства. Паулина Андреевна пишет, что еще 5-го апреля Максим говорил ей, что на него напали сзади, расшибли голову, и он оказался в реанимации. Она уверяет, что журналист никогда бы не "вышел сам". Другой мой знакомый, правозащитник Вячеслав Башков писал, что накануне трагедии Максим был обеспокоен скоплением силовиков в камуфляже и в масках на балконе и на лестничной площадке у своей квартиры. При этом вовсе не значит, что все эти моменты связаны именно с его сирийским расследованием. Так, в октябре 2017 года на Максима и его коллегу напали после интервью телеканалу "Дождь" о скандальном фильме "Матильда". И неизвестно, какими еще расследованиями занимался Бородин. Факт в том, что избивали его уже неоднократно.

Как уже говорилось, вовсе не обязательно, что расследование Максима о ВЧК Вагнера могло быть замечено "наверху" до такой степени, чтобы журналиста решили убить. Довольно наивно считать, что за гибелью каждого журналиста, тем более регионального, стоит лично Путин. Однако именно Путин создал систему, в которой неудобных людей избивают и убивают легко, и смерть является удобным решением проблемы "неудобного" человека. И чем циничнее себя ведет верховная власть, чем больше людей гибнет от ее рук, будь то войны или громкие заказные убийства, тем больше распространяется "эпидемия убийств" на местах. Презрение к человеческой жизни, демонстрируемое лично Путиным и всем его режимом, не может не сказаться на всей стране. И главными мишенями в такой стране оказываются всегда самые лучшие, честные и бескомпромиссные люди.