Заполярье, Мурманская область, горы Хибины. Здесь красота северной природы соседствует с комбинатами, убийствами чиновников, экологической катастрофой и смертями из-за онкологических болезней и лавин. В попахивающем фабриками городе Кировске корреспондент "Каспаров.Ru" пообщался с потомственным уроженцем Арктики, писателем и бывшим сотрудником горно-обогатительного комбината "Апатит". Андрей Мамай закурив трубку, набив его забористым иван-чаем, поведал: о гулаговском прошлом региона, о котором стараются не вспоминать даже в местном музее, многомиллионных коррупционных схемах, почему продолжается экоцид природы, а инфраструктура для массового туризма так и не развивается.
Наша проблема зарыта в истории. Изначально в Хибины по своей воле никто не приезжал. Нам, конечно, говорят про комсомольские стройки, трудовые подвиги и длинный рубль. Но вначале был ГУЛАГ и те, кого заставили бросить свои дома. Мои дедушка с бабушкой из ссыльных; они ассимилировались, родили детей. Но другие хватили с лихом: умерли с голода, замерзли или не доехали до места. Дом, в котором я живу, в 1930-е делали зеки, и, наверное, в подвале ни один строитель замурован в бутобетоне. А сколько здесь людей расстреляли и зарывали в штольнях? Была на горе Юкспорр, ныне брошенная, метеостанция, куда работникам каждые 12 часов зеки носили воду и еду в любую погоду. Там есть милая дорожка – ее зеки вымостили, чтобы жизнь медом не казалась. Но в историческом музее Кировска об этом ничего не сообщают.
Я еще помню, как в конце 1960 еще возили зеков на Татрах; сидят они на корточках, а рядом охранники сидят. Зеки жили фактически рядом с нами и работали вместе с гражданскими. Но я тогда всегда думал, что зек – это страшный и плохой мужик в ватнике. Ужас детства, внушенный нам взрослыми: "Не ходи туда-то, на ту гору – там зеки". И мы, мальчишки, гуляя однажды по лесу, кажется, как-то увидели одного мужика – так испугались, что убежали. А это мог быть и обычный грибник.
Еще два локальных примера, о том, как жилось. Мой дядя Вася был выдающийся человек в семье, отличник. Его призвали в армию, и где-то под Питером он подобрал листовку и сделал из нее самокрутку. Кто-то настучал и дядьку отправили в лагерь. Туберкулез. Его освободили умирать, но бабушка забрала на Кубань и отходила. Он захотел вернуться на север... и умер через полгода – тяжелые условия, а организм не переборол инфекцию. Тетя Ася не была работником "Апатит" – ВОХР, стрелок. Здесь же война шла: летали немецкие самолеты, и по ним стреляли. Ася родила, а декретные были всего два месяца и все – работай. А с кем твой ребенок будет – это никого не волновало. Тетя как-то пришла со смены, а ее ребенок уже задохнулся. Такое здесь случалось часто.
Социальное разделение пошло у нас еще со времен Совдепии. Вспомним школу: в "А" классе учились дети начальства комбината "Апатит", в "Б" – учителей и работников образования, а в "Г" остальные. До 8 класса ты определялся – пойдешь в ПТУ или нет. Если да – то ты дебил и быдло, а жизнь твоя кончена, если у тебя нет родственников, которые перетащат тебя в управленцы на комбинате. Чтобы не быть рабом, надо иметь образование; учителя на педсовете решали, достоин ли ты 9-10 классов, что автоматом означало дорогу в институт – Ленинградский горный. Самый тупой идиот из Кировска или Апатит поступал в него с полпинка. Проще простого было попасть на факультет "Разработки горных месторождений"; наши великие руководители закончили его. При этом их отцы, вроде папы нынешнего мэра Кировска, уже были начальниками. Дочка главного энергетика Кировска училась со мной в параллельном классе, а ее муж получил эту должность. Семейственность.
Мой батя коммунистом не был, а наша семья происходила из ссыльных, которых не шибко миловали. Я планировал стать киноинженером; поехал в Питер, но не знал, что там все места в ВУЗе разобраны привилегированной публикой. Пошел в ремонтно-механический цех Кировска, прошел буровой станок; было невыносимо смотреть, как из людей все соки выжимают. Я выбрался из этого ада, когда в итоге закончил институт.
Наша работа: взрывать и долбить камень на рудниках, возить его на фабрику, где его измельчают и делают из него апатит. Фабрика – это мельница, где самое сложное – это флотационная машина, она как миксер. Производство примитивное и люди соответствующие подбирались. Чтобы стимулировать рабов их кормили обещаниями, загоняя в адские условия подземки, где каждый год гибнут люди, как пушечное мясо. Кто шел в проходку? Среди своих одноклассников я не помню таких, кто рвался туда, где в любой момент на тебя мог свалиться камень или произойти взрыв из-за тотального разгильдяйства. Тогда рекрутировались демобилизованные из армии, приезжие, а сегодня в основном это вахтовики. Местных очень мало "в горе", они стремятся попасть на механизмы и на "БелАЗы", там, где можно легче заработать денег.
Самая престижная работа – это белазисты; пафосное сословие, которое пожизненно, по 12 часов в сутки возило камень. И плевать – пурга или нет. Это про них написал Визбор: "На плато Расвумчорр не приходит весна". Я не видел особого ума и романтики, чтобы работать на экскаваторе или на "БелАЗе". Но работягам внушали, что они герои и нужные люди; у них были льготы, а белазист или хороший бурильщик получал ежемесячно 1000 рублей в 1980-е годы. На буровом станке я, помощник, имел 450, а мой отец как начальник получал 500-600 рублей. ИТРовцы (инженерно-технические работники) получали меньше рабочих, но будучи белой костью "Апатита" руководили дебилами не умственного труда и были мозгоштурмовым отрядом. Но на начальника без проблем делался донос, что он такая сволочь. Такая вот привилегия рабочих. Я написал на одного мастера, который матерился на меня и нарушал технику безопасности – его убрали. После это я стал уважаемым человеком в коллективе.
Человеку внушали, что если он, грубо говоря – продаст душу комбинату, то он получит благ. Что давал комбинат? Ну – раз в десять лет путевку. Я за все время работы получал её один или два раза. Конечно, горняки имели 80-90 дней отпуск.... Когда ты умрешь – о тебе напишут некролог, профсоюз выделит деньги на похороны. Скорбим и помним о заслуженном работнике... а через неделю и не вспомнят. Мой отец прожил 86 лет и отработал на предприятие полвека; он был заслуженным рационализатором и его еле выгнали в 69 лет. Он боготворил "Апатит", свято веря в свое дело. Так вот – в ритуальный зал пришел всего один человек с предприятия и то друг нашей семьи. Когда я попросил отсева под его могилу, "Апатит" дал мне самосвал для щебенки. И все. Ни оградки, ни памятника. Добро это или зло? Предприятие высосало человека и забыло.
У "Апатита" было много вспомогательных цехов вроде Ремонтно-механического, где выплавляли из металла расходники отвратительного качества вроде шестеренок и гусеничных траков. Там царила деградация. Да, и возьмем сам комбинат – все делалось "пердящим паром" и только буквально недавно технологии стали меняться на глазах.
Еще в советское время на "Апатите" среди рабочих процветали сговоры: экскаваторщики приписывали несуществующие ходки, белазисты спали в подсобках, а потом они все вместе пили. Деньги давались не за то, как ты работал, а как договаривался с начальниками, которым был нужен план. И план делался зачастую на бумаге, а не физически; стахановцев здесь не было, а если и они появлялись, то нормальные люди от идиотов избавлялись. Приписывались – замеры, объемы, завесы, а с объёмами руды "снимали" кучи снега и километры скважин не учитывались. Хотя люди пахали одинаково, но кто-то из них получал по бумагам в два раза больше, а с зарплат отслюнявливал начальникам.
Идея фикс родившегося здесь человека – это попасть в управление и "работать" на систему. Жирным отделом комбината был снабженческий, где укоренилась целая мафия; одним отделом некоторое время руководил бездарь с физкультурного техникума. На деньги, которые выручали с продаж апатита, на оптовых базах покупали: мазут, оборудование и расходники. Деньги возились мешками из Питера и Москвы. Особенно прославилась у нас мазутная мафия; заказывали большие объемы, но брали мазут низкого качества, оформляя его как высококачественный. В некоторые года дым от горевшего мазута буквально сваливался как пластилин на Кировск.
В 1990-х годы пошел металлолом – золотое дно: медь, слитки сплавов, баббит. Сейчас процветает коррупция. Как пример – в Кировске, поселках как Коашва и Титан, были свои котельные, – их централизовали и похерили. При этом было украдено, по слухам, – 400 миллионов рублей. Чиновник, который этим занимался, уехал в Петербург.
19 августа 1991 года я стоял у шахты и готовился к шабашке, но Совдепия вдруг кончилась. Началась Россия и из-за этого я не смог подработать, чего я Ельцину простить не могу. И к нам уже приезжали лихие парни, которые знали, как вынуть из "Апатита" деньги, а в магазинах у нас ничего не стало, что, впрочем, продолжалось недолго – проявились мешки с сахаром. Наши первые предприниматели, что по умнее и которых не убили, как раз и стартовали с сахара и водки. Беспредел 1990-х у нас как-то помягче прошел, хотя люди гибли в междоусобной войне бандитов и ментов.
Пошла приватизация. Появляется приятный человек интеллигентного вида – Михаил Ходорковский и скупает "Апатит" с потрохами; он заявляет рабочим, что они отныне владельцы и акционеры комбината, всё в шоколаде и будем вместе двигаться вперед. Изменения пошли сразу – "закончилась" заработная плата, хотя вагоны с концентратом уезжали, за пределы области, не переставая. Объясняли это примерно так: "вагон с деньгами где-то по пути застрял" И наши люди верили – мы же папуасы. Чтобы жилось лучше, выдали "тугрики" – бумажки, для обмена на еду. В итоге рабочим предложили продать акции, по нормальной, как я прикинул, цене. Так "Апатит" за два месяца ушел весь к Ходорковскому, а мы лишись всего.
Были у нас те, кто пытался бастовать, но тут – же нанимается кризисный управляющий, был у нас такой Юра Шапошник, который вызывал к себе в кабинет самых ярых. А это были "белазисты", которые насмотревшись фильмов, ставили "БелАЗы" поперек дороги и закрывали путь. Крикунов спрашивали, что им надо и мигом выписывали им зарплаты; "белазисты" довольные разворачивали самосвалы, а спустя месяц инфляция съедала деньги. Новые выступления не протянули, а создание своего профсоюза, взамен купленного, не прошло. Никто не желал отдавать условные 10 рублей в независимый профсоюз, взамен рубля в карманный. Забастовщиков увольняли.
Ходорковский воцарился надолго. Его посадили, а Путин предпринял не успешную попытку захвата "Апатита", но Ходор не отпускал его и из-за решетки. В итоге, в пику Ходору, используя антимонопольный закон и лоббирование вылетевшего из "Апатит" директора Сергея Федорова, открыли, на деньги Сбербанка, Вячеслава Кантора и китайцев, комбинат Северо-западной фосфорной компании (СЗФК) на Оленьем ручье в Восточных Хибинах. Кантор в свое время бодался с Ходорковским за "Апатит", а Федоров же прославился тем, что при нем появилась охрана и пропускная система в ОАО; до него можно было свободно попасть в любой кабинет и решить свои вопросы....
Возвращаясь к Оленьему ручью, я принимал в этом участие – попал на стройку комбината. Пока все это дело возводили, было украдено много денег. На СЗФК ушли работать моя дочка и жена из-за невыносимой обстановки на "Апатите".
Когда Ходорковский вышел из тюряги, то он продолжил втемную руководить "Апатитом". И что произошло? В мае 2014 года часть ключевых фигур из управления приглашают на рыбалку. Они летят в вертолете со своей свитой и разбиваются в Восточном Мунозере. Гибнет 19 человек, например: Константин Никитин (замгендиректора "Апатит"), Андрей Звонарь (глава Кировска). Официальная версия – пилот не справился с управлением. Их, грубо говоря, кажется, взорвали. Многих из погибших я лично знал – еще наши советские, хорошие парни.... Были такими – пока не зазнались, хотя даже Леха Григорьев (гендиректор "Апатит") был вполне доступен.
За "Апатит" принялись специальные люди. Новый гендиректор Владимир Давыденко за два года разрушил всю семейственность, разогнав всех и вся, невзирая на должности, с одной целью – понизить себестоимость продукции. И к нам пришло новое зло – то, у которого нет никакой совести. Теперь торжествует медведевская идея моногородов и вахтового метода, плюс появились гастербайтеры-казахи. Наше спившиеся быдло все это проглотило, а новое зло стало избавляться от ненужных им активов вроде вспомогательных предприятий, где работали местные. Ликвидировали – Ремонтно-механический цех, Ремонтно-строительное монтажное управление, Цеха промышленного водоснабжения, Цех пароснабжения с котельными и многое другое. Пришли тендеры и подрядчики с регионов. Подрядчикам давали участки и деньги, если они не справлялись – их выгоняли. Разорилась твоя фирма – да плевать.
Вместо "Апатит" стало "ФосАгро", а головной офис предприятия теперь не в Кировске, а в Череповце. К нам прислали руководить череповецких – это уже не Питер, а Вологодчина: картофельные папы, с их менталитетом сеятеля со Средней полосы России. Если раньше рабочий мог жаловаться на начальника, то в наши дни – нет.
Каждый год у нас гибнут люди – в этом году, прошлом году. Почему? Природа их не хочет. Человек попал в Хибины не по–доброму, не спросив их.
В начале эры освоения Хибин, в 1935 году, погиб под лавиной первый ответственный за предупреждение снежных обвалов Георгий Пронченко. А 18 февраля 2016 наш великий лавинщик Борис Вахмистров без предупреждения в 22 часа вызвал взрывами лавину на Юкспорре. Я тогда чуть со стула не упал! Лавина была такой силы, что, поломав железнодорожные пути и перепрыгнув через дорогу, ударила в дома посёлка Кукисвумчорр, повыбивав окна. Погибли люди: лавинщик и двое парней, которых стали искать только после того, как их жены забили тревогу. Парни якобы на склоне горы воровали металл. Какой металл зимой?! Я склоняюсь к мысли, что это были подрядчики, которые носили взрывчатку. Сам Боря, дескать, там не был. Кому она была нужна – эта лавина? Троих человек просто убили! До Вахмистрова был нормальный лавинщик, Коля Мороз, но его выгнали, и началась чертовщина.
Я предложил нашим кировским депутатам поставить памятник жертвам лавин в Хибинах у подножия Юкспорра. Самая большая лавина в 1935 году убила 89 человек – завалило два барака в посёлке Кукисвумчорр. Нет ни одного памятника этому! Возьмем любой американский город в горах – там все это есть. Депутаты идею проигнорировали. Зато у нас в Кировске Мекка-фрирайда, титул колыбели горнолыжного спорта и лыжные трассы, причем одна на месте сталинских расстрелов. И доска почета – подойдешь и понимаешь, что там нет ни одного нормального человека.
И горнякам, погибшим в забоях, нет памятника. А каждый год люди умирают: на Расвумчорре в декабре 2008 года по случайности погибло сразу 12 человек; говорят, что загорелась взрывчатка. В Кировске есть Дом культуры, где проводят концерты и собираются люди на вечерах. Смешно и страшно – но в этот ДК, исчадье культуры, если честно, полюбили носить мертвецов. В Кировске нет нормального ритуального зала. Умрет знаменитость – его в гроб и в ДК. И горняков принесли. Вроде хотят отдать дань, но для этого нет, ни традиций, ни денег, ни желания – вот, и несут мертвецов в ресторан. А вечный огонь в Кировске уже не горит много лет. Зато у нас есть непонятно для кого гондола, построенная на деньги фигуранта дела "ЮКОСа" Андрея Гурьева.
Официально считается, что Имандра чистейшее озеро. И туда сбрасывается неочищенная вода из многокилометровых хвостохранилищ "АНОФ-2" рядом с Апатитами; хвосты это смесь нефелина с химическими реагентами. В Имандру попадают стоки с рудников, где нет бытовой канализации, а Кировске все речки, в которые сливают промышленные стоки, текут в озеро Большой Вудъявр, откуда в Имандру вытекает река Белая. Есть, конечно, очистные сооружения, но они не сданы в эксплуатацию, а механическая очистка на дамбе озера Большой Вудъявр – это фильтрация через тело дамбы без обработки реагентами. Возьмем Вудъявр – вроде как это рыбохозяйственное озеро, но рыбы там почти нет. Ученые нам говорят, что в Имандре все нормально, но когда местные ловят в озере сигов – они не вкусные и пахнут нефтепродуктами. Есть рыбу из озера я не рекомендую.
Еще есть комбинат "Североникель" в Мончегорске, который уже давно выжег восточные склоны Мончетундр. Куда идут его стоки? Тоже в Имандру! Недавно власти потратили миллионы рублей на немецких ученых для анализов и фильтры, которые толком ничего не очищают. И при этом для Мончегорска и Апатит осуществляется питьевой водозабор из Имандры; вода из-под крана воняет в Апатитах и с некоторых пор и в Кировске. Например, у нас на 25-м (микрорайон Кировска Кукисвумчорр, ранее поселок – автор) источник воды артезианский и вода не пахнет, как в городе.
Собственно, из Имандры и протянули так называемую "говнотрубу" в Кировск от Апатит. Гоша Самофалов (уволенный гендиректор АО "Хибинская тепловая компания" – автор) пообещал, что уголь якобы будет дешевле мазута и убедил закрыть котельную в Кировске и построить теплотрассу от апатитской ТЭЦ. Как только она заработала, то кировчане впервые почувствовали неприятный запах тухлых яиц из-под крана и начали получать квитанции за отопление в полтора раза выше, чем в Апатитах.
В Кировске устроили клоунаду, заявив, что у нас горнолыжный курорт, но мы – это промышленный регион и убитая экология: вырубленные леса и развороченные горы. Да – в советское время появились сертифицированные маршруты для пеших походов по Хибинам, и люди приезжали к нам по путевкам. Сегодня туризм не развивают специально, а привлекательность гор не использована даже на один процент. Мосты и избы в Хибинах разрушены, но мы видим подачки олигархов в виде гондол и турфирмочки, где сидят дураки и бабы, которые гор не знают и даже костер разжечь толком не могут. Профессионалы Хибинами не занимаются, а государство в стороне.
Вся проблема в добычи минералов. Промышленность должна сосуществовать с туризмом, но в Хибины можно попасть на транспорте из Кировска только на Куэльпорр, где турбаза и пост МЧС: комбинаты закрывают Восточные (СЗФК) и Западные (ФосАгро) Хибины с юга. Через территорию Оленьего ручья не пускают на Умбо-озеро, а если ты прошел с востока от Ревды, то тебя принимают охранники СЗФК; практически никто не ходит на восток Хибин (я проехал-прошёл по долине Кальока через Лявчорры на велосипеде). Система пропусков не работает; я задавал вопрос "почему?" чиновникам – никакой реакции. Транзитных зон в Хибинах нет, хотя раньше они де-факто были. Все уже частная собственность: "Какие еще туристы? Как вы сюда попали?!"
Александр Ферсман – знаменитый на весь мир минеролог, но жаль, что у нас из-за его исследований в 1920-1930 годы все получилось так, как оно есть – идет уничтожение Хибин. После того, как от туристов перекроют Партомчорр (гора и два перевала) – Хибины практически перестанут существовать. Зачем? Был такой "урановый академик" – Николай Лавёров, и как я понимаю, он считал, что здесь есть необходимые редкоземельные минералы необходимые для полетов в космос, ведь будущие за ядерным топливом, а не за ракетами с керосиновой тягой. Добыча апатита – это для покрытия расходов связанных с поиском редкоземельных минералов.
В Партомчорре – залежи циркония, редкоземельные минералы; добывающая СЗФК там не за апатитом. Из-за этого даже пляски с национальным парком в Хибинах затихли, хотя вот-вот обещали утвердить концепцию. Проект застрял на Партомчорре: как возить эту сраную руду – через Умбозерский перевал или по речке Куна на железную дорогу? Последнее – это минимальное зло, а если Умбозерский – то будет полная жопа: горные отвалы, терриконы, а при этом до турбазы "Рамзай-Север" рукой подать. Лес возле Умбозерского перевала уже давно вырублен, причем за копейки. Рядом гора Куэльпорр с ее двумя ядерными взрывами в 1972 и 1984 годах (якобы научный эксперимент для дробления апатитовой руды – автор), на которую давно зарится "ФосАгро". Так что извините – там все будет разрушено.
Как в идеале поступить с Хибинами? Объявить их национальным парком и построить по окружности дорогу. Приехал на машине, оставил ее в кемпинге и пошел в лес. Сертифицировать и разметить горные маршруты. Никаких квадроциклов и снегоходов в горах – запретить! И основать Куйволанд: саамские шаманы, культ Куйвы. У нас есть места силы – это работает и привлечет толпы. Ты прилетаешь в нормальный аэропорт, а не в наш убогий, с его дорогой компанией "Северсталь"; хороший аэропорт есть на 45 километре, военный. И ты не ищешь таксистов, а сразу направляешься на фуникулере с вокзала или аэропорта, как в Красной поляне, и тебя везут по горам, ты смотришь с высоты 20 метров на Хибины, а тебя ждут гостиницы, которых тут пока по пальцам пересчитать. Но я не верю в это – никакая группка предпринимателей за это не возьмется. Это государственные масштабы, которому пока нет дела до Хибин.
Кировск – город с питерской закваской. Интеллигенция из Ленинграда была сослана в Хибины на строительство комбинатов, наши инженеры оканчивали Ленинградский горный институт, а снабжение к нам шло из Питера; мы учились у питерцев, ели их продукты, пили их молоко. Насчет молока – это условно, у нас в совхозе "Индустрия" одно из лучших по жирности молоко было. Так вот – к сожалению, происходит деградация населения, а высокая наука превратилась в ПТУ. Местные живут как потребители: машина, квартира и кредит. Какие горы, какое озеро Вудъявр, какой туризм?! Ах, – у нас есть туризм? Даже на лыжах местные не ходят, только единицы.
Раньше северяне отличались. Но сейчас – нет. Да – "гнили" здесь все еще меньше встречаешь, чем где-либо. Для нас нормально, впервые увидев человека, пригласить его поплавать на лодке по озеру. Но ассимиляция дикая из-за того, что много появилось новых людей со Средней полосы, – я не вижу "старых" северян. Эти попавшие к нам люди охают, когда осенью выпадает снег или ноют от минуса 20 градусов, а ведь у нас в Кировске раньше были сугробы до второго этажа и мороз в 45 градусов на улице. Но говоря глубже – особенность многих северян в прошлом – это были люди, которые ехали за длинным рублем из той самой Средней полосы и могли себе много чего позволить. Этим они и отличались, когда чуть ли не специально приезжали выделываться в родные деревни: скупали половину магазина и поили водкой сельчан. Отсюда и легендарная хлебосольность северян по пьянке.
У меня такое впечатление, что нас здесь убивают. Самые суровые факторы в Мурманской области – полярная зима и полярная ночь, что действительно тяжело, а остальное – это фигня. Но за три года жизни на Севере с организмом человеком в итоге происходят необратимые изменения: погода меняется постоянно, скачет давление. Если пройтись по городу, то видишь, что весь Кировск уже утыкан быстрорастущими кладбищами – люди здесь умирают часто. Если снять правдивый фильм о том, что творится в наших краях, то "Левиафан" покажется не левиафаном, а червячком.
Записал Максим Собеский, фото автора (кроме автопортрета Андрея Мамая)