К 100-летию Русской революции. Кому большевики обязаны своей властью?

Один вечно живой
Может угробить миллионы.
Аркадий Давидович

Теперь зададимся вопросом: а как это Ленин, находившийся в эмиграции, в это военное время оказался в Петербурге? В общем, это широко известно, но этот вопрос стоит рассмотреть поподробнее. Уже тогда, летом 1917 года в Петрограде упорно циркулировали слухи, что Ленин – немецкий шпион, финансируемый и засланный немцами в Россию с целью ее подрыва, и только безрукость Временного правительства и защита социалистических партий уберегли Ильича от суда.

Троцкий в своем труде "Моя жизнь. Опыт автобиографии" посвящает этому вопросу целую главу, которая называется "О клеветниках", в которой он оспаривает писания Керенского на эту тему. Не будем сопоставлять аргументы этих деятелей. В любом случае остается вопрос, который Троцкий тщательно обходит: а за какие "красивые глаза" немцы во время войны услужливо транспортировали через свою территорию из Швейцарии в Швецию (откуда рукой подать до входившей тогда в Россию Финляндии) целый вагон с гражданами противной стороны, включая Ленина?

Достаточно подробно этот вопрос освещен у Пайпса в его труде "Русская революция". Оказывается, Ильич был запаслив и не брезговал никакими деньгами (но, конечно, исключительно ради блага народного). Историк сообщает: "Два года, предшествовавшие Первой мировой войне, Ленин провел в Кракове. Либо непосредственно перед, либо сразу после начала войны он наладил отношения с австрийским правительственным агентством „Союз за освобождение Украины“, которое в благодарность за поддержку украинских национальных настроений дало ему денежную дотацию и поддержало его революционную деятельность. Союз этот, получавший субсидии как из Берлина, так и из Вены, действовал под присмотром австрийского министерства иностранных дел".

Связи с этим Союзом весьма выручили Ленина и Зиновьева, когда они, как подданные враждебного государства, были 26 июля 1914 года арестованы австрийской полицией. Через несколько дней из Вены пришла телеграмма с требованием немедленно их освободить. Вскоре они с семьями получили возможность выехать в Швейцарию. Вот когда еще начался кружной путь Ленина с соратниками в Россию...

Забегая несколько вперед, я должен заметить, что Ильич, придя вскоре к власти в огромной империи, как-то забыл об услугах этого Союза, и трижды посылал на Украину войска, чтобы не дать ей освободиться. Нет, он, конечно, оставался убежденным интернационалистом. Но, видимо, на него уже тогда нашло озарение: да ведь украинцы и русские – это один народ! Зачем же им освобождаться?

В его нетленном интернационализме вы сейчас убедитесь. Немедленно по приезду в Швейцарию Ленин набросал программное заявление под названием "Задачи революционной социал-демократии в европейской войне", где писал: "С точки зрения рабочего класса и трудящихся масс всех народов России наименьшим злом было бы поражение царской монархии и ее войск, угнетающих Польшу, Украину и целый ряд народов России и разжигающих национальную вражду... для укрепления реакционного и варварского правительства царской монархии" (он-то сам через три года создаст самое гуманное правительство в мире).

Призыв Ленина к поражению царской монархии очень заинтересовал правительство Германии, ибо среди немецких военных авторитетов было распространено мнение, что война на два фронта гибельна для страны. После окончания Второй мировой войны в архиве германского МИДа была обнаружена составленная Лениным программа из 7 пунктов, в которых излагались условия, на которых революционная Россия согласна была бы подписать мирный договор с Германией. Программа эта была передана Лениным немцам через эстонца Александра Кескулу, в революции 1905 года бывшего самым активным большевиком в Эстонии, а затем ставшего столь же горячим националистом и немецким агентом. Он рассчитывал, что его родина может стать свободной только с помощью русских революционеров и немецких войск. На немецкие деньги Кескула организовал в Швеции печатание работ Ленина и Бухарина и переброску их в Россию.

Ленин в ответ пересылал Кескуле донесения своей агентуры из России о положении в стране.

В том же архиве сохранилось донесение из немецкого Генштаба в МИД, в котором поступающая от Ленина информация высоко оценивается, а также предлагается и далее поддерживать финансовое обеспечение этого канала.

Тем временем положение Германии в войне ухудшилось. Пайнс сообщает: "Осенью 1916 года кайзер Вильгельм II записал в дневнике: „Со строго военной точки зрения, очень важно отделить одного из членов Антанты, заключив сепаратный мир, с тем, чтобы обрушить всю нашу мощь на остальных... Мы можем строить наши военные планы, следовательно, только в той мере, в какой внутренняя борьба в России оказывает влияние на подписание мира с нами“".

Тут подсуетился старый знакомец Ленина Александр Парвус (настоящая фамилия Гельфанд). Он принимал активное участие в революции 1905-1907 гг., был одним из вождей Петроградского совета. Осужденный к ссылке в Сибирь, бежал в Германию. Он тоже считал, что революция в России может победить только с помощью немецких пушек. Парвус еще в 1915 году пытался стать связным между Лениным и немецким правительством. Тогда Ленин его услуги отклонил, возможно, опасаясь конкуренции с его стороны в российском социалистическом движении. Но в 1917 году Ленину позарез нужно было оказаться в России.

Парвус, живший тогда в Дании, сумел убедить немецкого посла в Копенгагене У. Брокдорфа-Ратценау, что как только Ленин вернется в Россию, он захватит власть в стране и заключит сепаратный мир с Германией. Аналогичная информация немецкому правительству поступила от посланника Германии в Швейцарии Г. фон Ромберга. Канцлер Германии Т. фон Бетман-Гольвег дал Ромбергу распоряжение начать переговоры с русскими эмигрантами о проезде в Швецию.

Леону Полякову, французскому историку еврейско-российского происхождения, распределение ролей в этой авантюре видится несколько по-иному. В своей книге "История антисемитизма. Эпоха знаний" он писал: "С самого начала военных действий правительство Вильгельма II пыталось парализовать или ослабить Россию путем активизации революционных и национальных движений. Его основными агентами были Александр Гельфанд-Парвус и эстонец Кескула; первый, сам бывший меньшевик, предлагал действовать через меньшевиков, тогда как второй, более дальновидный, ставил на Ленина, с которым с сентября 1915 года он разрабатывал в Швейцарии проект сепаратного мира, однако именно имя первого из них сохранилось во всемирной истории благодаря антисемитским страстям. Февральская „буржуазная“ революция 1917 года сделала эти планы вполне реальными. Проект Кескулы 1915 года стало возможным претворять в жизнь, „экстерриториальный“ поезд был предоставлен в распоряжение Ленина и его друзей..."

Пайпс далее отмечает "симптоматическую близорукость" немцев, которые "пускаясь в это рискованное политическое предприятие, не побеспокоилось ни о самом Ленине, ни о его программе; им было важно только, что большевики... стремились вывести Россию из войны. Историк, занимавшийся немецкими архивами, не обнаружил в них ни одного документа, который свидетельствовал бы об интересе к большевикам; два номера ленинского журнала „Сборник социал-демократа“, присланные в Берлин посольством в Берне, сорок лет пролежали в архиве неразрезанными".

Министерство финансов Германии по требованию МИДа выделило 5 миллионов марок "на работу в России". 3 апреля 1917 года в 23 часа 10 минут 32 российских политэмигранта во главе с Лениным прибыли в Петроград. Немецкий агент в Стокгольме мог телеграфировать в Берлин: "Возвращение Ленина в Россию успешно. Он работает совершенно так, как мы того желаем".

Пайпс сообщает: "Бурная организаторская и публицистическая деятельность большевиков требовала больших денег. Если не все средства, то большая их часть поступала из Германии... По словам верховного зодчего пробольшевистской политики Германии 1917-1918 годов министра иностранных дел Рихарда фон Кюльмана, германские субсидии шли в основном на партийную организационную и пропагандистскую работу. В конфиденциальном сообщении, сделанном 3 декабря 1917 года, Кюльман оценивал вклад Германии в большевизм следующим образом: „Россия, как нам представлялось, была слабейшим звеном во вражеской цепи. Поэтому нашей задачей стало постепенное ослабление и, по возможности, удаление этого звена. Таковы были цели деятельности, которую мы вели в России в тылу, – развитие сепаратистских тенденций и поддержка большевиков. Только получая от нас существенную постоянную помощь (по разным каналам и через разные источники), большевики смогли создать свой главный орган – газету „Правда“ – и вести через нее энергичную пропаганду, а, значит, расширить изначально узкую социальную базу своей партии“".

Тут министр немного загнул: "Правда" выходила и раньше. Но тиражи: "К июню „Правда“ достигла тиража в 85 000 экземпляров. Учреждались провинциальные газеты, издания. адресованные отдельным социальным группам (работницам, национальным меньшинствам), выпускалось множество брошюр. Особое внимание уделялось военнослужащим. 15 апреля вышел первый номер „Солдатской правды“, тираж которой достиг со временем 75 000 экземпляров. За ней последовала газета для моряков „Голос правды“ и газета для прифронтовых частей „Окопная правда“. Весной 1917 года в войска отправлялось 100 000 экземпляров газет в день, что означало ежедневную доставку одной газеты в каждую роту – в России в то время находилось под ружьем 12 млн. человек. В начале июля общий тираж большевистской прессы составлял 320 000 экземпляров... Принимая во внимание, что еще в феврале 1917 года у большевиков прессы не было, одно это уже можно признать поразительным достижением".

Понятно: в феврале денег не было, а с приездом Ленина они начали поступать (каналы, по которым они поступали, мы опускаем).

Эти сведения подтверждает и современный немецкий историк Эрнст Нольте. В 1987 г. вышла его книга с таким интригующим заголовком (в переводе с немецкого): "Европейская гражданская война 1917 – 1945. Национал-социализм и большевизм".

В ней он, в частности, писал: "Ленин совместно со своими основными сподвижниками вернулся на Родину через Германию, и было ясно, что, дав добро на столь необычный транзит, немецкое правительство руководствовалось определенными намерениями. Какое объяснение напрашивалось первым, если не идея сотрудничества Ленина с немцами на условиях скорого вывода России из войны? Уже давно не составляет тайны, что именно эта идея имела решающее значение для немецкого правительства... и что с 1915 года на нужды революционной агитации были направлены значительные суммы денег... Поэтому у государственного секретаря фон Кюльмана были серьезные основания написать в сентябре, что без постоянной всемерной поддержки большевистского движения немецким правительством оно никогда не сумело бы набрать такой силы и добиться такого влияния, которым оно обладает сегодня".

Сентябрь здесь – это, очевидно, сентябрь 1917 года. Через месяц с небольшим большевистское влияние, о котором говорит Кюльман, обернулось захватом ими власти, а еще через несколько месяцев – заключением сепаратного Брестского мира. Немецкие деньги сработали...

Оценку этим "тридцати сребреникам", выплаченным ими Ленину и большевикам, находим опять у Пайпса : "Общая сумма средств, выделенных Германией в 1917 – 1918 годах большевикам для захвата, а затем и удержания власти, оценивалась Эдуардом Бернштейном, имевшим хорошие связи в правительстве Германии, в „более чем 50 млн. немецких марок золотом“, что в то время соответствовало стоимости более чем 9 тонн золота".(Более 350 млн. долларов на май 2017 года – прим. Каспаров.Ru)

Помните лозунг: "Коммунистическая партия – вдохновитель и организатор всех наших побед"? Если говорить конкретно, то в октябре 1917 года "вдохновителем наших побед" выступил Ленин: мы же видели, что без него большевики ни о чем таком в тот момент и не помышляли. А лавры организатора Октябрьского путча в России по праву принадлежат правительству Германии: именно с этой целью оно организовало доставку в Питер этого самого "вдохновителя" и регулярно снабжало его для той же цели деньгами.

Уже известный нам немецкий историк Эрнст Нольте в своей книге выразился еще определеннее: "Германия благодаря своей поддержке революционной пропаганды... прежде всего потому, что допустила проезд Ленина через свою территорию, была своего рода основательницей Советского Союза..."

* * *

Прежде чем идти дальше, рассмотрим один промежуточный вопрос. Мы видели: большевики не раз устраивали путчи, их стремление захватить власть ни для Временного правительства, ни для Исполкома Петроградского совета, где заседали представители всех социалистических партий, секретом не было. Ленин еще в апрельских тезисах открыто поставил такую задачу. Но как же, в конечном итоге, правительство и Исполком допустили захват ими власти?

Пайпс сообщает: "Еще после июньской попытки путча, Церетели, выступая на Исполкоме, говорил: „То, что произошло, является не чем иным, как заговором, заговором низвержения правительства и захвата власти большевиками, которые знают, что другим путем эта власть никогда им не достанется. Заговор был обнаружен в момент, когда мы его раскрыли. Но завтра он может повториться... Говорят, что контрреволюция подняла голову. Это неверно. Контрреволюция не подняла голову, а поникла головой. Контрреволюция может проникнуть к нам только через одну дверь: через большевиков..."

Но Церетели почти никто не поддержал: "Большевики представляют собой истинно массовое движение – зачем их разоружать? Неужели он хочет оставить пролетариат безоружным?" В итоге на Исполкоме была принята беззубая резолюция.

После июльской уже совершенно очевидной попытки захвата власти большевиками вся их верхушка, кроме Ленина и Зиновьева, которые успели смыться, была арестована. Тем не менее, пишет Поляков: "Временное правительство не сделало того единственного шага, который только и мог уничтожить партию большевиков: не устроило публичного процесса, на котором можно было представить все имевшиеся в его распоряжении свидетельства изменнической деятельности большевиков... Возмущение большевиками... улеглось в результате полной пассивности и правительства, и исполкома. Боясь выдуманной контрреволюции „справа“, они упустили уникальную возможность расправиться с настоящей контрреволюцией – слева".

Она и пришла, и никому из левых, включая немного позднее самих большевиков, мало не показалось.

* * *

Но взять власть в то время в России – это было даже не полдела, а гораздо меньше, гораздо более трудная задача была – удержать власть. Кто же помог большевикам справиться с этой задачей?

В апреле 1918 года Советская Россия и Германия обменялись посольствами. 20 мая немецкий посол Мирбах сделал своему правительству весьма пессимистический доклад о состоянии дел в стране пребывания. Большевики потеряли поддержку практически всех слоев населения, их власть висит на волоске. В случае их падения к власти придут эсеры, которые однозначно ориентированы на Антанту. Чтобы ситуация не вышла совсем из-под контроля, заключал посол, необходимо возобновить выплату субсидий большевикам, прекращенную правительством Германии в январе.

То есть можно констатировать, что еще три месяца после переворота германское правительство само, без понуканий, продолжало перечислять большевикам деньги. А 3 июня Мирбах телеграфировал в Берлин, что "для поддержания режима большевиков ему нужно ежемесячно 3 млн. марок". Министр Кюльман одобрил выделение требуемых средств. На сегодня, сообщает Пайпс, известно о переводе около 9 млн. марок, из которых, правда, только часть досталась большевикам (остальные ушли оппозиции – на всякий случай).

Приведенная в конце предыдущего раздела фраза из книги Нольте о том, что "Германия... была своего рода основательницей Советского Союза..." имеет продолжение: "... а после Брестского мира его кормилицей в решающие месяцы". Эти месяцы были решающими не только для советской власти, потерявшей поддержку в народе и не имевшей еще своей армии, но и для кайзеровской Германии, которая в страхе перед возрождением Восточного фронта, как утопающий за соломинку, хваталась за большевистский режим. И главную роль тут играли даже не немецкие деньги, а политическая и, порой, военная поддержка Германией большевистского режима.

Большевики, одной рукой принимая деньги от немецкого правительства, другой вели пропагандистскую работу по разложению немецкой армии и провоцированию в Германии революционных настроений. Это приводило в бешенство немецких генералов. Военная разведка доносила из России, что у большевиков самые дурные намерения относительно Германии, а также, что их единственная военная опора – латышские стрелки, и если их перекупить, режим рухнет. Генералы требовали военной силой сместить большевиков и передать власть более приемлемому правительству.

Но самыми горячими сторонниками большевиков выступили... деловые круги Германии, те самые капиталисты, которых они собирались свергнуть во всем мире. Пайпс пишет о том, как действовало в этом направлении возглавляемое Адольфом Иоффе советское посольство в Берлине: "тактика, которую избрали Иоффе и его помощники, заключалась в том, чтобы выглядеть в глазах немцев „реалистами“, изрыгающими революционные лозунги, но в действительности стремящимися только к заключению сделки с Германией. Эта тактика безотказно действовала на прожженных немецких бизнесменов, ибо она подкрепляла их убеждение, что ни один человек, находясь в здравом уме, не станет серьезно относиться к большевистской революционной риторике". Заметим: точно так же полутора десятилетиями позднее на Западе относились к гитлеровской "риторике"...

Весной 1918 года, вслед за подписанием Брестского договора, сообщает Пайпс, "многочисленные организации, входившие в Германскую торговую палату, обратились к правительству с требованием возобновить торговые отношения с Россией. 16 мая Альфред Крупп созвал в Дюссельдорфе конференцию крупнейших немецких промышленников для обсуждения этих проблем. Конференция пришла к выводу о необходимости остановить проникновение в Россию „английского и американского капитала“ и предпринять шаги, которые обеспечили бы доминирующие позиции в этом регионе интересов Германии". Как только Иоффе со своим посольством прибыл в Берлин, к нему зачастили банкиры и промышленники.

Германия на всех парах шла к поражению в войне, Россия лежала в руинах, а немецкие деловые круги были озабочены тем, как бы не опоздать к дележу российского пирога. К сожалению, их влияние на немецкий МИД да и на правительство в целом превосходило влияние генералов...

Пайпс пишет: "До июня 1918 года генералы оставались единственной влиятельной в Германии группировкой, требовавшей разрыва с большевиками. Но они не могли противостоять промышленникам и банкирам, имевшим весьма тесные связи с министерством иностранных дел. И вдруг генералы получили неожиданного союзника. После чехословацкого восстания Мирбах и Рицлер разуверились в устойчивости режима Ленина и стали настойчиво требовать, чтобы Берлин искал себе в России более надежную опору".

Тут стоит немного остановиться на фигуре Рицлера. В 1917 году он работал в Стокгольме и был главным связующим звеном между правительством Германии и агентами Ленина, которым выдавал субсидии из "фонда Рицлера". Считается, пишет Пайпс, что Рицлер помогал большевикам в осуществлении Октябрьского переворота, хотя чем именно, не очень ясно. Как и многие его соотечественники, он приветствовал этот переворот как "чудо", которое спасет Германию. В 1918 году он прибыл в Москву как второе лицо в посольстве после Мирбаха. Москва произвела на него гнетущее впечатление. "Более всего его, как и многих побывавших здесь в то время иностранцев, поразила коррупция среди коммунистических чиновников" (уже тогда!).

А летом 1918 года рекомендации Рицлера Берлину "основывались не только на внешних наблюдениях: как ему было известно из первых рук, силы, на которые большевики рассчитывали в борьбе с чехословаками, готовили измену... Чтобы убедить лейтенант-полковника М. А. Муравьева, командира Красной Армии на Восточном фронте, сражаться против чехословацкого легиона, Рицлер вынужден был его подкупить. Еще большую тревогу вызывало растущее нежелание латышей выступать на стороне большевиков. Они чувствовали, что позиции их большевистских покровителей становятся шаткими, и, опасаясь остаться в одиночестве, подумывали о переходе в другой лагерь. Рицлеру пришлось расстаться еще с изрядной суммой, чтобы убедить их принять участие в подавлении восстания в Ярославле, организованного в июле Савинковым".

Между тем, это было достаточно серьезное восстание, в котором участвовало 6000 человек, оно продержалось 16 дней.

В ходе переговоров с латышами Рицлер выяснил, что они хотят вернуться на свою оккупированную немцами родину, если им только будет гарантирована амнистия и репатриация. Пайпс приводит выдержку из относящихся к этому времени записей командира латышских частей Вацетиса. Тот писал о своих опасениях, что в сложившейся обстановке его стрелки будут полностью истреблены. Берлин запретил Рицлеру отношения с латышами.

Ввиду очевидной слабости большевиков Рицлер и Мирбах рекомендовали своему правительству найти в России более надежную опору. Но Кюльман и руководимый им МИД, отражая позицию многих политиков и большинства в деловых кругах, стояли на своем. Кюльман считал, что, устранив от власти большевиков, как того добиваются генералы, немцы расчистят дорогу к власти российским реакционерам, которые станут проводить такую же антигерманскую политику, какую ранее проводил царский режим. А большевики как нельзя лучше ведут Россию к распаду, и это только облегчит немцам взятие под контроль российской экономики, если, конечно, не портить с большевиками отношения.

Пайпс далее пишет: "Для тех, кто верит в существование особых „исторических“ дат, день 28 июня 1918 года должен рисоваться как один из самых значительных в новейшей истории. В этот день кайзер, приняв одно импульсивное решение, спас большевистский режим от смертного приговора, вынести который было вполне в его власти". Перед кайзером лежали два меморандума по "русскому вопросу": один из МИДа, за подписью канцлера Георга фон Гертлинга, другой – от начальника Генштаба Гинденбурга. Но докладывал "вопрос" представитель МИДа, и он сумел представить дело таким образом, что кайзер принял решение, угодное его шефу. Кайзер велел сообщить советскому правительству, что оно может, ничего не опасаясь, перебросить свои войска от Петрограда куда ему надо, и что вообще Германия готова оказать ему самую широкую помощь.

Большевики имели, очевидно, информацию о настроениях среди немецких генералов. Опасаясь за Петербург, от которого немецкие войска находились совсем недалеко, они вынуждены были прикрывать его единственными имевшимися в их распоряжении боеспособными частями – все теми же латышскими стрелками. А в результате решения кайзера Троцкий смог перебросить эти части в Поволжье и на Урал для борьбы с чехословацким легионом и восставшими рабочими Ижевского и Воткинского оружейных заводов. Режим был спасен.

Рицлер позднее скажет, что "немцы трижды использовали „политические“ средства для спасения большевиков". После убийства в Москве 6 июля посла Мирбаха, весь персонал посольства еще более проникся пониманием, что большевистский режим следует устранить. Рицлер разработал с этой целью заговор и вступил в переговоры с некоторыми оппозиционными русскими силами. Но сменивший в конце июля Кюльмана на посту министра иностранных дел Пауль фон Хинце был еще фанатичнее настроен в поддержку большевиков. Дабы посольство не доставало его своими антибольшевистскими проектами, он его в начале августа просто-напросто закрыл. Теперь все сношения между двумя странами осуществлялись только через советское посольство в Берлине.

Нового министра характеризует еще такой штрих: когда в начале сентября Москва развязала красный террор, в ходе которого были расстреляны тысячи заложников, Хинце употребил все свое влияние, чтобы воспрепятствовать адекватному отражению этого в немецкой прессе, дабы возмущение общественности не помешало дальнейшему сотрудничеству.

А вот совсем интересная информация от Пайпса: "В начале сентября 1918 года генерального консула Германии в Москве Герберта Хаушильда (посольства в Москве уже не было) посетил Вацетис. Латышский офицер, только что назначенный главнокомандующим вооруженных сил советской России, сказал Хаушильду, что он не большевик, а латышский националист, и что, если его людям пообещают амнистию и репатриацию, они полностью предоставят себя в распоряжение немцев. Хаушильд доложил об этом в Берлин и получил в ответ приказ прекратить это дело".

Еще один красноречивый факт: в России ощущалась острая нехватка угля, и немецкий МИД по просьбе Москвы организовал во второй половине октября (до краха Германии оставалось всего ничего!) отправку в Петроград 25 немецких судов с 70 000 тонн угля и кокса. Правда, успели доставить около половины этого количества. Запросили большевики оружие, Германия и его согласилась поставить, но не успела. Было даже заключено секретное соглашение о том, что немецкие войска примут участие в ликвидации Добровольческой армии. Подготовка к этой операции шла полным ходом, но тут Германия капитулировала...

Все делалось ради достижения двух целей: чтобы не допустить восстановление Восточного фронта, то есть для предотвращения поражения Германии в войне, и для грядущих экономических выгод немцев в России. В итоге Германия от краха в войне не спаслась, но большевиков от неминуемого краха – нам всем на "радость" – спасла точно.

Особенно это относится к первой половине 1918 года, когда у большевиков действительно не было боеспособных частей, кроме латышских стрелков: если бы немцы не противились их переходу в другой лагерь или хотя бы выводу их из игры, большевикам точно был бы капут.

* * *

Теперь коротко о том, чем обернулась помощь немецкого правительства большевикам для самой Германии. Для начала, чтобы немцы, буде кто-либо из них прочтет мое сочинение, сильно не расстраивались по поводу тех 50 млн. марок (эквивалент 9 тонн золота), которые их правительство истратило в поддержку Ленина и большевиков, скажу, что заметная часть этих денег вернулась в Германию. Сейчас вы это увидите.

19 апреля 1918 года в Берлин прибыла советская дипломатическая миссия во главе с Адольфом Иоффе. Обратимся опять к Пайпсу: "Первоначально штат посольства состоял из 30 человек, но он все время рос и к ноябрю, когда отношения между Россией и Германией были разорваны, составлял уже 180 человек...

Советское дипломатическое представительство в Берлине не было обычным посольством: это был скорее аванпост революции на вражеской территории, и основной его функцией стало содействие революционным процессам. Как сказал впоследствии один американский журналист, деятельность Иоффе в Берлине являла „совершенство вероломства“. Судя по характеру этой деятельности, перед ним стояли три задачи. Прежде всего он должен был нейтрализовать немецких генералов, которые стремились сместить большевистское правительство. Он достиг этого, апеллируя к интересам деловых и банковских кругов и предложив для обсуждения проект соглашения, дающего Германии неслыханные экономические привилегии в России. Второй его задачей была поддержка революционных сил в Германии. Третьей – сбор разведывательных данных о внутренней ситуации в стране.

Иоффе вел революционную работу с поразительной наглостью. Расчет строился на том, что немецкие политики и бизнесмены, будучи крайне заинтересованы в экономической эксплуатации России, убедят правительство закрыть глаза на нарушение им дипломатических норм. Весной и летом 1918 года он сосредоточился главным образом на пропаганде и наладил сотрудничество со Спартаковской лигой, составлявшей левое экстремистское крыло Независимой социалистической партии. Позднее, когда Германия уже распадалась, он начал ссужать деньги и поставлять оружие для разжигания возникавших очагов социальной революции. Независимые социалисты превратились по сути в филиал Российской коммунистической партии и согласовывали все свои действия с советским посольством... Для ведения такой работы Иоффе получил из Москвы 14 млн. немецких марок..."

А вот как сам Иоффе позднее с гордостью описывал свои достижения на посту советского полпреда в Берлине: "Более десятка лево-социалистических газет направлялись и поддерживались полномочным представительством... Конечно, в своей революционной деятельности российское посольство не могло ограничиться только информацией... Вся Германия была покрыта сетью нелегальных революционных организаций; сотни тысяч революционных листков и прокламаций еженедельно печатались и распространялись как в стране, так и на фронте. Германское правительство упрекало русское в ввозе агитационной литературы в Германию и с энергией, достойной лучшего применения, разыскивало эту контрабанду в курьерском багаже, но ему никогда не приходило на ум, что то, что ввозилось через русское посольство из России, составляло только песчинку в море в сравнении с тем, что печаталось при помощи русского посольства в Германии".

Вам вся эта бурная деятельность ничего не напоминает? Как на немецкие деньги готовилась русская революция (Октябрьский переворот), так теперь, и частично на те же немецкие деньги, готовилась немецкая революция.

"Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется". Дело – тем более.

Немецкий МИД часто получал от военных и гражданских властей протесты по поводу этой подрывной деятельности, но закрывал на нее глаза во имя "высших интересов Германии в России". Когда МИД все же решался выступить с протестом против особенно наглых акций советского посольства, Иоффе, как он сам хвастался, отвечал, что он представляет советское государство, а эти акции, очевидно, исходят от российской компартии. Что поделаешь: общественная организация...

Большевики вплоть до конца сентября 1918 года верили в победу дружественной Германии в войне. Но когда новый канцлер принц Максимилиан запросил перемирия, стало ясно, что крах приближается. И Ленин немедленно инициировал принятие ЦИК 4 октября резолюции, открыто заявляющей, что "советская Россия всеми своими силами и средствами поддержит революционную власть в Германии". Никакой революционной власти там еще не было, это было явным подстрекательством к революции в "дружественной" стране, которую еще вчера советская власть просила о помощи против собственной "контрреволюции"...

Новый канцлер решил, что это уже чересчур. К этому времени и МИД, где уже не было Хинце, пришел к выводу, что с него хватит большевиков, и издал меморандум, где говорилось: "Мы, испортившие свою репутацию тем, что изобрели большевизм и выпустили его на волю во вред России, должны теперь, в последний момент, по крайней мере не протягивать ему руку помощи, чтобы не потерять доверия России будущего".

Не догадывались люди, что они выпустили этого джинна надолго – во вред не только России, но и всему миру и Германии – в первую очередь.

Впоследствии Иоффе, опять же с гордостью, писал, что в этот период работа его посольства "все более принимала характер решительно революционной подготовки вооруженного восстания". 4 ноября Иоффе с его персоналом было предложено немедленно покинуть страну. Выразив положенное в таких случаях негодование, он не забыл перед отъездом оставить д-ру Оскару Кону, члену Независимой социалистической партии и фактическому резиденту советской миссии, 500 000 марок и 150 000 рублей в дополнение к 10 млн. рублей, выделенных перед этим "на нужды германской революции".

Германия занимала в ленинской стратегии "мировой революции" центральное место, поскольку там существовал самый развитой рабочий класс и самое организованное социалистическое движение в мире. Но, вот беда, наиболее весомая часть этого движения – социал-демократическая партия (СДПГ) – не желала следовать ленинской стратегии. Немецкие социалисты хорошо знали большевиков по долгому сотрудничеству во Втором Интернационале и относились к ним с нескрываемым презрением. Большевики в ответ поливали лидеров этой партии подчеркнуто злобной клеветой и видели в них своих главных врагов в Германии.

Мы привыкли считать, что это Сталин повинен в расколе левых сил в Германии, сильно облегчившем захват власти нацистами. Но эта линия, как и многое другое в сталинизме, идет от Ленина. Иоффе признавал, что, будучи послом в Германии, установив контакт со всеми политическими партиями Германии от крайне правых до крайне левых, он старательно избегал отношений с социал-демократами – партией "социал-предателей". Большевики готовы были на сотрудничество с самыми реакционными националистическими кругами, чтобы подорвать СДПГ.

Когда советское посольство было из Германии выслано, Ленин уже в январе 1919 года заслал туда Карла Радека, австрийского подданного, имевшего там обширные связи и хорошо знакомого с политической ситуацией в стране. Его сопровождали все тот же Адольф Иоффе, а также Николай Бухарин и Христиан Раковский. Радеку быстро удалось установить контроль над незадолго до того образовавшейся Коммунистической партией Германии.

Результатом были организованные коммунистами восстания: в Берлине – в январе 1919 года, в Берлине и других городах – в марте, в Баварии (с образованием Баварской Советской республики) в апреле. Но социал-демократическое правительство Германии, в отличие от российского Временного правительства, не постеснялось призвать на помощь военных. Добровольческие отряды, сформированные в основном из отставных офицеров, где сами, а где вместе с армейскими частями, одержали во всех случаях верх над восставшими. В 1921 году Коминтерн снова подбил немецких коммунистов на вооруженное выступление – с тем же результатом. Эта "малая гражданская война" стоила Германии многих тысяч жертв и немалых материальных потерь.

Ленинско-большевистский бумеранг, запущенный в 1917 году немцами в Россию, вернулся и ударил по ним самим.

* * *

Вам, уважаемый читатель, описание того, как определенные круги Германии в 1917-1918 гг. сделали все, чтобы привести в России большевиков к власти и, что еще важнее, удержали ее, ничего не напоминает?

Кому ныне в Германии не терпится поскорее отменить наложенные на путинскую Россию санкции? Тем же промышленным кругам и германскому МИДу. Что касается МИДа, то возглавлявший его до недавнего времени Франк-Вальтер Штайнмайер просто не знал, как еще угодить Путину.

И так же, как 100 лет тому назад возглавляемое Адольфом Иоффе дипломатическое представительство большевистской России в Германии наполняло страну своей агентурой, точно так же ныне страна кишит агентурой путинской России.

Нет возможности здесь более детально на этой теме останавливаться. Скажу только, что есть большая надежда на то, что на этот раз исход будет другим. Это должны показать выборы в Бундестаг, которые состоятся в сентябре этого года.