Долгий путь до "Склифа"

Печальный удел сатирика в России — веками всё понимать и сверяться с Салтыковым-Щедриным. Планка романа-памфлета В.Н. Войновича "Малиновый пеликан" — высока, потому что мерилом отношения к бездарной и преступной власти является запредельная абсурдность происходящего.

Приём, который использует сатирик, классический: путешествие. Чем-то напоминает ерофеевские "Москва — Петушки", только там сквозит сюрреализм угарного застоя, а здесь — морок наспех сляпанной постпартхозноменклатурой реальности.

Автор, прикинувшийся известным писателем Петром Ильичом Смородиным, подхватил на даче в посёлке "Ленинский путь" (!) клеща на грибных заготовках. Вызывают "скорую". Далее простая технология по извлечению кровного врага прямо на месте преступления оборачивается мутотой сомнительного пути в больницу им. Склифосовского. Бред обусловлен прострацией автора, учуявшего у себя симптомы всевозможных болезней, на что накладывается обострённое восприятие социальной действительности — чего и вам советуем.

Колесит "скорая" по реальной дороге, для начала с трудом объезжая вредного Семигудилова из того же посёлка. Собирательный портрет советского писателя, ушибленного ещё в те (в отличие от этих) застойные годы "почвенничеством", сегодня обернувшимся пошлым национализмом. Адепт нынешней власти спелся с ней, как сторонник возрождения империи. Этот Семигудилов и вводит нас в тему чуть ли не главного героя: Перлигос, "первое лицо государства", который "выровнял ещё слабую и неустоявшуюся демократию, овертикалил её и осуверенил". Его первый вскрик "замочу!" вызвал восторг публики. Затем этот человечек "решительно взялся за дело и начал с того, что повелел всем петь старую песню". "Замечу попутно, — размышляет писатель, — что свобода поначалу кажется хорошим обменным товаром. Сначала её меняют на еду, потом на то, чтоб всегда было не хуже, чем сейчас (стабильность), потом на безопасность и только потом-потом оказывается, что нет ни еды, ни безопасности, ни стабильности, ни свободы".

Автор книги далёк от классического русского посыла "царь хороший, бояре плохие", поэтому шансов на то, чтобы увидеть себя в зеркале русской сатиры, у Перлигоса изначально нет[2], потому что, как скоро выясняется, он и есть тот самый "малиновый пеликан". Малиновый — по цвету пиджаков "братвы", пришедшей в новый русский бизнес в начале 90-х, отдельные выжившие представители которой, сомкнувшись с чиновниками и силовиками, прорвались во власть и в высокую политику. А вот почему пеликан?.. Словоохотливая фельдшер Зинуля делится своими воззрениями, почерпнутыми из телеящика: "И он оставит след. Он оставит такой след, какой никому ещё не удавалось оставить…" И думаешь: не дай боже. Клещей, по мнению Зинули, подсыпают в Россию американцы, которые виноваты во всём, включая дорожные пробки. Слушая дремучий и уживчивый с тоталитарных времён бред, писатель сам начинает бредить.

Он улетает во сне, зря сверху Россию — большое видится на расстоянии. Это бы полезно проделать каждому, но, увы, не всякому дано вырубить телеящик и задать себе главный вопрос: велика наша Родина и богата — что ж мы живём так бедно? Ответ прост до омерзения: вы посмотрите, кто нами управляет — и всё станет понятно. Или просто прочтите главу "Рекорды и антирекорды" в данном романе. Или вот, прямо в своём доме: "Даже собственное хозяйство оглядывая, вижу, что всё у меня иностранное. Носки, трусы, штаны, рубашки, кофеварка, мясорубка, холодильник, пылесос, телевизор, компьютер…" Производит давний друг наш Китай и нынешняя "то враг, то друг" Турция — и это при немереных природных ресурсах!

Перекидываясь из одного сна в другой, Смородинов постоянно натыкается на неких Иван Ивановичей — наваждение, оставшееся с давних времён, рефрен любой авторитарной власти, когда службы безопасности заняты сомнительным делом защиты именно тех оторванных от общества людей (я имею в виду властные структуры и оборванную ими же обратную связь), которые сами и являются первейшей угрозой безопасности страны.

Тема кошмарной войны между родными народами — дикое сегодня, которое пронизывает книгу насквозь, как шампур, показывая на пальцах всю выморочность системы, созданной на потребу власть и деньги имущих с единственной целью самосохранения на самый-самый ну как можно длительный срок. До "скорой" доходит информация о взятии Крыма на свою голову. Следует совершенно логичная картина возможного перевода Калининградской области обратно в Восточную Пруссию. А вот и очередной Иван Иваныч — прямо из Донбасса, пьяный от пролитой славянской крови, строитель следующего исторического мифа из тех, которыми издревле пробавляется Россия вместо того, чтобы учить уроки истории — хотя бы самые недавние из ХХ века про "собирание" немецких, сербских и пр. земель. Автор с горечью признаёт: "Была надежда, что хотя бы война вызовет возмущение, но она вызвала только большой патриотический подъём".

Тот же Иван Иваныч в следующем сне даёт развёрнутое оправдание неимоверных глупостей, которые громоздит власть, овертикаленная загадочным, но таким простым и близким в телеящике Перлигосом: "У него было трудное детство. Он вырос в коммунальной квартире. Злой отчим порол… его воспитывали школа, комсомол, КГБ… хотел стать шпионом". "Так издеваться над народом нельзя", — возражает автор. — "Ну почему же нельзя, если народ позволяет?" И тут Иван Иваныч по совместительству оборачивается неким Джонсом&Джонсом, агентом Госдепа, который выкатывает то, что давно понятно интеллигентной российской оппозиции, но неведомо охлосу: "Власть воровская, парламент ублюдочный, суд продажный, народ рабский!"

Зинуля, играющая роль возвращателя укушенного писателя в морок реальности, гнёт своё в духе вульгарного марксизма: "при Сталине был порядок". Автор по случаю вспоминает Ленина, учителя упомянутого упыря: "…Насилием ничего похожего на общество свободы, равенства, братства, справедливости и всеобщего благоденствия построить нельзя. Насилием можно было создать только общество, где процветали страх, ложь, лицемерие, ханжество, воровство, стукачество, недоверие людей друг к другу, неверие ни во что и полный развал хозяйства". И ещё по случаю, имеющему отношение к теме романа: "Феномен кумиротворения меня занимает давно… [Общество] ищет и находит "очередного дядю, который всё знает, всё видит, всё предвидит, в ком нельзя сомневаться и над кем, как над священной коровой, нельзя шутить. И чем больше нельзя, тем более он смешон".

Отдушиной проходят диалоги автора со своим другом Акушей, сильно смахивающим на писателя В. Аксёнова: силовики и чиновники "продажные, их преданность — того же качества: придёт момент — и они тебя, не мешкая, сдадут, повяжут и доставят к месту совершения правосудия" (читатель со знанием дела уточняет: "в Гаагу"). На этом оптимизм пресекается: народ — "это большая масса людей, в общем довольно неумная, которая никогда ни в чём не разберётся". И — в пику мудрому американцу, который утверждал, что нельзя бесконечно обманывать всех: "Наша практика показала, что всех как раз можно обманывать без конца".

Кошмар усиливается, однако, пропажей Перлигоса. Выясняется, что лицо занималось спасением базировавшихся в Крыму малиновых пеликанов, которым навредили "экологически вредные люди": кушали яйца на завтрак и вообще собирались учинить на полуострове базу НАТО. Бедные птицы от стресса разучились высиживать птенцов, и если бы не достойные качества нацлидера, так бы и вымерли на месте. Ближе к концу романа при личной встрече автора с Перлигосом, тот самоотверженно принимает вид малинового пеликана и даже высиживает его яйца, что придаёт сцене убедительность дантовского накала.

Это самое НАТО и прочие США стали пробным камнем шизоидности — массового заболевания, поразившего 90% населения[3]. "Пиндосы проклятые! — восклицает Зинуля, переживая пробку. — Как же я их ненавижу!" Через эту пробку происходит явление в книге неувядающего гения российской сатиры Салтыкова-Щедрина — с ним, оказывается, встречался лично агент Джонсон&Джонсон, которому Михаил Евграфович вытер сопли о жилетку: "Не боритесь с этой властью. Они без вашей помощи сделают сами больше, чем вы хотите. Подорвут основы, нанесут ущерб престижу, ослабят боеспособность, всё разворуют и выставят сами себя и всю страну в таком смешном виде, в каком это недоступно никакому гению нашего жанра… Я придумал градоначальника Органчика, я представил себе глуповцев, которые головами тяпаются и щуку с колокольным звоном хоронят, но такого, чтобы царь летал в голове журавлиного клина, для такой выдумки я слишком, слишком бездарен…" В голове добросовестного читателя тут же возникает кадр, о котором автор книги не упомянул: картина очередной мухлёжной (третьей по счёту) инаугурации президента 7 мая 2012, когда нас, оппозиционеров с белыми ленточками, на всякий случай угребли с Нового Арбата вместе с остальным народом. Перлигос проехал по пустым улицам — и это правильно, потому что никто бы из нас не удержался от показа ему среднего пальца. Ему это надо?

Не обойтись было и без ТВ, захваченного, подобно вокзалам, телеграфу и телефону, новой когортой узурпаторов в эпоху становления перлигосской вертикали. В "скорой" работает телевизор, а в нём узнаваемые звёзды телешоу: Вовик Индюшкин (Соловьёв), Антон Железякин (Железняк), Семирамида Озимая (Яровая), Лев Достоевский (Толстой), Вольф Поносов (Жирик), коммунист Зюзюкин (Зюганов) и др. Угадывать трудно, потому что телешоу без тошноты смотреть невозможно, эти звёзды не нам светят. Однако досталось и оппозиции: на собрании, пародирующем их "объединённый комитет" присутствует публика: "Зал… с одинаковой яростью аплодировал всем противоречащим одно другому предложениям ответить на произвол властей. Предлагалось: Одиночные пикеты… Марш миллионов… Ничего не делать (Бурные аплодисменты)".

И вот кульминация: на пути возникает Торквемадзе — помесь грузинского кошмара российских временщиков с "цветными угрозами", "сетевыми технологиями", кознями Госдепа и иезуитским однофамильцем Томасом, гонителем евреев и прочей марранов. Он предлагает автору учинить революцию за большие деньги, ласково предупреждая: на смену этому Перлигосу может прийти другой Перлигос. Автор, будучи настоящим патриотом, поначалу отказывается, но обращается с письмом к Перлигосу, в котором много правильного и даже идеального: "…все эти возможности и привилегии… и даже накопленная вами, по слухам, большая денежная масса, поверьте мне, не стоят одного плевка по сравнению с тем, что вы могли бы приобрести, будь вы по-настоящему честолюбивым" … "распустите этот чёртов парламент, отстраните от власти людей, уличённых в коррупции… Проведите честные выборы всех уровней. Сделайте Россию нормальной, цивилизованной европейской страной…"

Однако приверженность к логическому мышлению подводит и самого страдающего писателя, от имени которого ведётся повествование. На встрече с Перлигосом он поддаётся искушению самому поучаствовать в новейшей революции, без которой невозможно вернуть страну на цивилизованный путь развития. Согласившись на явно — с точки зрения искушённого читателя — дикую и нелогичную отставку Перлигоса в его пользу (тот назначает его своим преемником в целях собственной безопасности и солидарной готовности посвятить остаток жизни высиживанию пеликаньих яиц), Смородин берёт дело под личный контроль. Однако на этом пути (последний сюр движения к Склифу) его ждёт крушение самых добрых либеральных надежд: "…наш великий народ… чересчур добр, независтлив, ленив, неприхотлив и терпелив. Он терпел советскую власть, раскулачивание, тюрьмы, лагеря и колхозы. Сегодня терпит нищету…" — как стерпел и способ, предложенный писателем на гипотетическом посту преемника. Этот способ взят из целого ряда схожих рутинных эпизодов насилия, практикуемого криминалитетом, полицейскими и даже школьниками. Писатель предположил, что если довести эту реальность до сознания каждого гражданина путём угрозы введения в задний проход каждому гражданину черенка от лопаты ("поголовная черенковизация"), то наступит та самая благословенная революция. Не тут-то было: одурманенное население, насмотревшись по ТВ рекламу инициативы нового президента, приветствует начинание!

Так какой же выход? Или нет его? Выморочное государство, абсурдный режим, извращённая экономика, отвратное бытие. Не может, не должно, не имеет права такое на существование! Есть, однако, ответ на другой вопрос: так почему всё-таки пеликан? Да, наверное, потому, что эта птица, как и вся стая нынешних олигархов — силовиков, чиновников и бандитов, — обладает способностью ловить рыбку в мутной воде. Пользуются, сволочи, пока их время…

[1] Очень маленький тираж, 20 000 экз.

[2] Думаю, с момента запрета "Кукол" на старом НТВ в 2002.

[3] После победы Трампа, побившего, вроде, треклятых демократов, чему сдуру поаплодировала Госдума, на ТВ наметилось некоторое потепление, слегка замутнившее образ "пиндосов". Но это временно: потребность всех авторитарных режимов в мощном "внешнем враге" никто не отменял.