Когда ты попадаешь в Мурманск летом, то не понимаешь – день сейчас или ночь, лето или осень, а возможно и весна. Город и природа Кольского полуострова то пасмурны и хмуры, то превращаются в сказку – играя красками под лучами солнца. В лесах – сотни медведей, а туристы ходят в горы. Еще здесь бытового хамства на порядок меньше, чем в центральной России. Здесь открываются бывшие секретные военные поселения, а в промышленных городах области многие люди болеют онкологией.
В Мурманске тонкие, но высокие рябины, кроме них есть разве береза и ивняк; до ягод, если постараться, дотягиваешься из окна пятого этажа. Я в гостях у Тани и Игоря. Они коренные, но их родословная из Украины, Вологды и "русского" Казахстана. Она – продавец, он – учитель английского языка в школе. Она была гауляйтером отделения "Другой России", он – левым, и несколько лет прожил в Норге – так тут именуют Норвегию. Впрочем, политика в Мурманске вымерла, когда грянула война на Донбассе. "Мне иногда звонят журналисты и просят прокомментировать: будет ли у нас Стратегия-31 или хоть что-то", – смеется Татьяна. Нацболы ушли от нового курса Лимонова, наци прекратили проводить "Русский марш", левые впали в летаргию, прерываемую пикетами на 1 мая.
Спустя неделю, когда я вернусь в Мурманск из похода по Печенгскому району, правые устроят сенсационный рейд. Со своим фюрером с лицом гопника, и в рыжих хипстерских брюках, узковатых на округлой попе, они будут приставать к девушкам и хилым алкоголикам и требовать, в присутствии полиции, не пить пиво. У лидера национал-социалистов Сергея Заозерского не возникло мысли подойти к бражничающим кавказцам или десантникам.
Украинский кризис прославил трех горожан: националиста Александра Валова, его товарища Дмитрия Гашуту и "либерала" Елену Васильеву. Первый проводил пикеты против "содомитов", третья делала из политики бизнес. Валов, которому грозил срок по статье 282 УК РФ, уехал в "Азов". "Его, как тузик грелку, хотят порвать наши опера. Ох, какие они на него злые!" – говорит его знакомый. Васильева открыла в Фейсбуке группу "Груз 200", где с потолка писала, что десятки тысяч бойцов ВС РФ погибли на Донбассе. Украинская "медиаспильнота" возвеличила даму как эксперта. Гашута – этнический украинец и первый россиянин, административно репрессированный за "визитку Яроша" Вконтакте. Он открыл страничку "Мурманск за Украину", где постил, что "русские – холопы". В АТО он не поехал, уехал в Грецию поваром. Незадолго до погрома ВСУ в Дебальцево он кричал мне, что "только принудительная украинизация для юго-востока!". Я тогда жил в Мурике.
Иногда я не знаю, что написать о Мурманске. Я в нем третий раз: первые впечатления излиты, политика прошлого неинтересна, и подчас непонятно, что рассказать читателю.
По Кольскому заливу плывут баржи. Русские поморы первыми появились на этих берегах десять веков назад. Над портом возвышаются высоченные краны: побережье Мурманска – это сплошные пирсы. Набережная отсутствует. Своеобразное отношение советских архитекторов к жителям. Мне остается, ежась от ветра, погулять возле "Ждущей" – памятника женщинам моряков. Группа загорелых пенсионеров просит сфотографировать их – это бывшие мурманчане, переселившиеся на Кубань. "Как вам кубаноиды?" – шучу я.
Десять дней назад я приехал автостопом в Мурманск; а потом, взвалив на спину рюкзак, отправился еще севернее, до реки Титовка, где в 1941-1944 годах стояли немецкие и советские войска, периодически атакуя друг друга. Сопки там поныне хранят разорванные орудия, куски мин, выдолбленные в камне мелкие окопы. "Когда мальчишкой рос, в лесу у Западной Лицы скелет нашел – человеческий. Окончательным захоронением павших только после Перестройки озаботились", – ошарашил меня механик с корабля. Он жмурится от солнца – сегодня и всю неделю под + 30. "Глобальное потепление у нас; с каждым годом все мягче жить, лютых морозов меньше, лето длиннее. Хорошо", – улыбается он.
Чем ближе к Баренцеву морю, тем больше камня и ягеля и меньше леса, сопки полуголые. Как поет Мара: "Здесь живые камни и трава, а деревья мертвые" ("Арктика"). У Титовки стоят солдаты. Они проверяют паспорта. Вроде бы из-за "сирийских беженцев", или, попросту, мигрантов из Азии: сирийцев, афганцев и пакистанцев, двигающихся на велосипедах к норвежской границе. Там их ждут пособия, квартиры – халява. Я подал постовым удостоверение, на всякий случай, вытащив из него "жовто-блакытну" корочку одного украинского СМИ.
Я неделю бродил по тундре. Сто двадцать километров грунтовками и легендарной Немецкой дорогой, прыгал по кочкам в болотах и растягивал мышцы, взбираясь на сопки, чтобы выйти к Печенге. Иногда я не видел людей больше суток. Общался со встречными автотуристами обрывочными фразами раз в два дня. Пытался под взором квадрокоптеров Рыбнадзора браконьерить семгу, что, дразня, выпрыгивала из Титовки за насекомыми. Загорал и купался голый. Видел россыпи патронов после учений армейцев. Резал волдыри на ногах – хорошие для горных перевалов швейцарские ботинки "Mammut" оказались не сахаром в тундре.
Пару раза меня напоили. Чуть дальше впадения Титовки в Мотовский залив есть беседка у Пьяного ручья. Там я сидел, болтая ногами, на второй день похода. "Давай, с нами!" – разделить бутылку водки пригласила пара, ехавшая на "Ниве" дергать рыбу. В Мурманске я выпил 5 литров пива, вина и коньяка, и не опьянел; так что, ок! "Я кореянка, муж – украинец, а дочь у нас хохлокорейка. И нам в банке "после" Украины кредиты не дают", – смеялась Моника, и пожурила меня за то, что я стеснительно мало закусываю. "Ты бери! У нас все свое: картошка, лук, чеснок, даже клубника растет. Земля такая, что только воткни, и поливать не надо", – удивила меня женщина из северного Заполярного. Ее муж Сергей работал раньше шахтером: "Зарплаты были – в три раза выше, чем в центре".
В итоге я напился. Прапорщик-морпех Александр на квадроцикле, с выразительным украинским акцентом, присоединился к нам; и три стаканчика белгородской горилки на 80-ти травах меня победили. "Слава Украине!" – произнес я тост. "О, бандера!" – удивился дядько Сашко, – "Я не украинец, я ариец. Понял? Зер гут?". "Айн райх, айн райх, айн фюрер", – покивал я и, выписывая углы, пошел по тундре, распевая "Гражданскую оборону".
За год, что меня не было в Мурманске, он изменился. Старые двухэтажные "деревяшки", растыканные по всему городу, к столетнему юбилею столицы Заполярья синхронно горят. Люди поговаривают, что их жгут заинтересованные лица. По Мурманску, как грибы, выросли ларьки микрозаймов. Еще у армян, контролирующих алкогольный завод, пытались отжать бизнес. Их пиво "Кольское" – ужасная, по-моему, гадость. Многие мелкие магазины закрылись – кризис.
В том году я нашел в Мурманске гостиницу, где комнату сдавали за 440 рублей. Рядом с ней возвышался Следственный комитет. Теперь в том районе возводили многоэтажный дом по евростандартам: треть его отходила пограничникам от ФСБ, треть – городу. Среди строителей мелькали приехавшие ингуши и чеченцы средних лет – в Октябрьском районе не нашлось желающих работать "от 40 тысяч в месяц плотником и от 25 тысяч разнорабочим".
Вообще зарплаты в Мурманске выше, чем во многих городах Среднерусской равнины. Речь не о военном секторе. Однако, как счел один из подвозивших меня моряков: "Мы работаем для унитаза и отдыха в Геленджике". Цены в магазинах покусывают, но, кажется, упадок из-за "Крымнаш" уравнивает ценники в центре и здесь. Еще в сетевых монополистах как "Евроросс", "Магнит", "Дикси", "Яблочко", "7-я семья" и "Окее" регулярно идут акции по скидкам. И к удивлению, в Мурманске летом фрукты и овощи на треть дешевле чем в Москве. Но парадоксально – в портовом городе дешевой рыбы нет в помине. Я вспоминаю московские "Ашаны", где лежит 145-рублевая мороженая скумбрия, выловленная в Баренцевом море, с уточнением: "расфасовано в Боровске".
"Переезжай в Мурманск, квартиру снять недорого, вокруг города лесные джунгли, помидоры дешевые", – агитирует меня педагог Игорь. Он меня удивил тем, что не остался в маленьком и уютном норвежском городке, а вернулся в Россию. В город, где по несколько месяцев 20-30 градусный мороз, а полноценное лето не превышает месяца. Раньше в Мурманске со страхом ждали, что если холода зашкалят, то тепловые сети прорвутся. Но по-человечески здесь сердцу всегда теплее, чем в Подмосковье.
В Заполярье основную часть месяца я провожу в палатке. Купить географические карты региона чертовки трудно. Только в книжном "Глобусе" за две минуты до закрытия я нахожу километровку Хибин и Ловоозерских тундр, и для коллекции – пятикилометровку области.
Поход по Печенгскому району не привел в порядок внутренний хаос. Я устремился в сердце Мурманской области – Хибины. "Что может быть лучше гор? – Только горы!" – пожилая чета, подобравшая меня в свой микроавтобус, солидарна с Высоцким. Их дочка прошла кавказский Эльбрус и готовилась к Горному Алтаю. Большую часть пути я проделал с молодым пехотинцем Димой, родом из Полярных Зорь. Юмористы в военкомате отправили его служить в Хабаровский край. "В армии не нравится: много тупости, люди пьют ради пьянства, форму за свой счет беру, на зарплату обманывают; да и на Дальнем Востоке народ противный – половина из зеков", – подвел итоги опыта службы по контракту северянин. Когда мы ехали, у Оленегорска "Колу" перебежала семья лосей.
Апатиты – любителям советской эстетики в городе понравится. Мозаики, славящие трудящихся, во все стены домов. По периметру заводские трубы, в черте города даже сровненный в хлам завод. "А у нас медведи на кладбища заходят", – слышу я от местных. Кировск, когда есть солнце – чем-то напоминает курортные городишки Черноморского побережья. С трех сторон горы. Ближайшие – выгрызены горнодобывающей промышленностью. В микрорайоне Кукисвумчорр, куда я въехал на "водочном такси", пахнет сероводородом.
В Хибинах я, наконец-то, первый раз в жизни проходил перевалы категории 1-А. Блуждал при видимости 10-15 метров на высоте, в ущелье перевала Географов, среди каменных обвалов. Лез вверх, не видя, что выше и ниже рядом с отвесными обрывами. Бросив монетку, по осыпи траверсом взбирался на Западный Петрелиус. Сползал в долину с Южного Партомчорра километрами каньона с нагромождениями из валунов несколько часов под дождем, и продрогший заснул в мокром спальнике. Наслаждался солнцем в Ущелье Ведьм (перевал Северный Рисчор). Неземная красота. Проходил за день: когда 25 километров, когда – всего семь. Ел голубику кружками и варил грибы. И чертовки перепугался в палатке, залитой водой, застигнутый грозой на Академическом озере.
Контактов с людьми было немного. Видел легендарного питерского альпиниста 73-летнего Виктора Маркелова, он бодро тренировал секцию скалолазания СпбГПУ. В лагере был Павел Осмакеску, конструктор интересного комбинезона КВНС "Рассвет": "Сделали лучше и дешевле, чем иностранные турбренды, но в России производят ограниченное количество нужного нам материала. Вот и выпускаем ограниченные партии".
Автостоп обратно в Мурманск был не из легких. Несимметрия жизни – хорошо в горах, проблемы в чем-то ином. Бывает. Зато я застопил первый в жизни автокран и пообщался со студентом-экологом из Полярного (ЗАТО). У Хибин появляется и обратная, грустная сторона: "Имандра начинает цвести. В Апатитах фосфорные удобрения делают, отходы в озеро – микроорганизмы размножаются". Когда Александр жил в Апатитах – пыль с заводов наносило ветром в окна. В промышленных городах как Никель, Апатиты, Кировск и Мончегорск люди болеют онкологией: "Выбросы зашкаливают. Раньше хоть платили шахтерам и рабочим. Теперь выгоды никакой. Зарплаты не очень, цены высокие. Уехать – квартиры дешевые". В остальном, область он считал идиллией: "Я люблю наш Север из-за людей – на юге, как на Кубань попадешь, там хамство прет".
К северу от Мурманска стоят КПП; порты в Кольском заливе: Североморск, Сафоново – закрытые административные территориальные объекты армии и флота. Колючая проволока по периметру присутствует, но не чересчур плотно. Визит только по пропускам или прописке. Впрочем, кое-где отлажена система взяток на КПП от 500 до 1000 рублей. "Продукты кусаются, но надбавки специалистам к зарплатам заоблачные из-за статуса ЗАТО для Североморска. Это меня вполне устраивает", – услышал я оценку от флотского инженера.
В 2015 году один ЗАТО рассекретили. Поселок Росляково включили в городскую черту Мурманска. Злые языки утверждают – чтобы количество населения Мурика не было ниже 300 тысяч. Впрочем, для военных объект давно потерял формальную ценность. В Росляково меня ждет бывший нацбол Дмитрий. Когда-то в Москве он, дверью захваченного МИДа, прищемил сотрудника линейного отдела и отсидел рекордные три месяца в одиночном карцере Бутырки. Осенью 2014 года первым, еще до раскола из-за Майдана и Русской весны, покинул из-за флирта с властью и конвульсий в идеологии "Другую Россию".
Росляково – 8-тысячный сегмент Мурманска, но городские автобусы игнорируют новый район: добираюсь областными рейсами. Дорога из Мурманска в Рослякова – это лесистые сопки, разграниченные озерами, и заборы военных частей. Укоризненно смотрят пустыми окнами заброшенные многоэтажки. "Да там ничего и никого нет, кроме как пяти пьяных контрактников. Не успеешь к запретке приблизиться, как несутся: стоять, бл**! – стрелять буду!" – описал атмосферу недавно переехавший из Мурманска в Росляково Дима.
Гулять по Росляково – необычное ощущение. Бывшая запретная зона, годами – минимум людей со стороны: каково это? В свежеоткрытом "Евророссе" на мой рюкзак показывают пальцем продавцы, я – экзотика. Но "гарнизонная" романтика не более чем мираж. В Росляково есть заметная прослойка людей с двумя квартирами и двумя внедорожниками, и с непонятными доходами; в 1990-е расцвел бандитизм, появились злачные пивнушки. Но население росло, привлеченное расценками на квартиры. Отремонтированная однушка – миллион рублей. Работы в микрорайоне мало – люди ездят в Мурманск. "Роснефть" планирует открыть там базу для обеспечения добычи нефти в Арктике.
На некоторых стенах зданий я вижу граффити "SS/88", а на школе орнамент с руной крови "Одал". Встречаются и заброшенные дома, с поставленными решетками на первый этаж. В центре у Дома культуры – тяжелое орудие, смотрящее в сторону Мурманска.
Я озвучиваю планы искупаться в бухте Кольского залива. "Если на ночь ведро оставить, после отлива полное мазута будет", – отсоветовал мне Дмитрий. Когда-то в Рослякове стояла погибшая атомная подлодка "Курск". По словам "генералиссимуса" Путина "она утонула". Дозиметры из-за "Курска" даже выли – шутки про радиацию тут норма. А от Кольского залива тянет йодным запахом водорослей и ила. Северные мужчины и женщины на моторках что-то ловят в грязной воде. Царит полярный день.