Марш к репрессиям

Дело библиотекаря Натальи Шариной, дело Петра Павленского и обвинения Минюста против Правозащитного центра "Мемориал", а также недавние обыски в ингушском правозащитном центре "Машр" — это не просто рутинные, хоть и вызывающие своей жестокостью и цинизмом примеры преследований, это переход репрессий в новое качество.

В московском госучреждении "Библиотека украинской литературы" могли по недосмотру оказаться в открытом доступе материалы, место которым только в закрытой части фондов. Личные характеристики главного библиотекаря, отлично известные правоохранителям, уже многие годы библиотеку "пасущим", полностью исключают ее причастность к какой-то русофобской и экстремистской пропаганде, и максимальная ответственность, если не ограничиваться прокурорским предупреждением, — это административное правонарушение. Двухсуточное задержание в обстановке следственного прессинга немолодой женщины, находящейся в предынсультном состоянии, без возможности нормально попить, поесть, поспать — это не тупая жестокость мелкого следственного работника и недосмотр начальника таганской районной полиции. Это была демонстративно жестокая кара, это то, что Достоевский называл "унасекомлением человека". Именно поэтому правозащитники немедленно потребовали отставки главы Следственного комитета Бастрыкина, рассматривая его в качестве вдохновителя такой демонстративно жестокой и насквозь ангажированной политически репрессалии.

Ведь подтекст происходящего вокруг "дела библиотекарей" был очевиден — страх и ужас должен охватывать всех, кто попытается узнать об истории, культуре и политической реальности Украины, выходя за пределы специально подобранных пропагандистами материалов. До этого подобный "условный рефлекс" вырабатывали по отношению к нецензурированной официальным духовенством исламской литературе.

Дело Петра Павленского — это очевидный пример избирательного и неадекватного применения закона. Для определения уголовной ответственности очень важны не только степень общественной угрозы и степень ущерба, но и умысел. Практически безвредная акция идейного протеста никак не может трактоваться как вандализм по мотивам идеологической и политической вражды. Как бы ни решал суд, но заключение художника — отца двух малолетних детей — под стражу — это тупая в свой жестокости месть. И не только за все его предыдущие художественно-политические акции, но и за то, что охрана всемогущего ФСБ так позорно проморгала подготовку и начало акции.

Сегодня в центре скандала объявление Минюстом уважаемой, широко известной в мире организации — Правозащитного центра "Мемориал" — "подрывной" и "антиконституционной". Поводом стало демонстративное непризнание "мемориалами" законности приговоров по целому ряду таких политических дел, как, например, "болотное", осуждение участия российских войск в военных действиях в Донбассе, что подпадает под установленные международным правом признаки агрессии, и другие заявления. Сейчас идёт общественная кампания "Мы — "Мемориал": многие правозащитники, общественные деятели, граждане солидаризуются с позицией "Мемориала" и требуют от властей извинений.

Особенности атаки на "Мемориал" в том, что если ранее критика судебных решений и действий государства, его ведомств и представителей трактовалась как "политическая деятельность", то теперь взят новый рубеж — та же деятельность трактуется уже как находящаяся на грани экстремизма. Практика внесудебных объявлений "подрывными" иностранных и международных организаций, как и предвидели правозащитники, распространилась на отечественные неправительственные организации. Идёт дальнейшее наступление на независимое гражданское общество, деятельность которого власти явно воспринимают как настолько нешуточную угрозу, что готовы на международные скандалы. Ведь очевидно, что преследование "Мемориала", среди учредителей которого были академик Сахаров, историк Юрий Афанасьев и писатель Юрий Корякин, будет иметь огромный резонанс.

Когда три года назад в бешенстве от принятия "Списка Магнитского" Кремль пошёл на объявление получающих иностранные гранты общественных организаций "иностранными агентами", то, сбивая возмущения, утверждали, что это не несёт никаких ограничений прав, но лишь усложняет отчётность. Даже Конституционный суд нечто подобное написал дважды. Однако очень скоро ЦИК принял решение о недопуске представителей "агентов" в качестве наблюдателей на выборах. И это было понятно — власти никогда не простят армии независимых наблюдателей их данные о "легитимности" думских выборов 11-го года и многих последующих.

Теперь наступил следующий этап — трактовка критики как "подрыв конституционного строя". И это совсем не так комично, как выглядит на первый взгляд.

Я понимаю, что заклинание об опасности "нового 1937 года" уже воспринимаются как обязательный штамп в устах оппозиции. Даже власти, проводя массированные или резонансные аресты, как, например, по "делу администрации Коми", божатся, что это — вовсе не признаки 1937-го. Но давайте рассмотрим, что такое был террор 1937 года, или "Большой террор", внимательней.

Прежде всего, это был завершающий этап эволюции политических репрессий. Сперва в СССР карали за все разновидности борьбы с большевизмом. Однако затем преследования начались и за оппонирование той точке зрения, что на данный момент взяла верх в ЦК партии. Несогласие коммунистов и комсомольцев со Сталиным или Бухариным стали называть антисоветской деятельностью. Параллельно организуются показательные политические процессы против технической и академической интеллигенции, в которых видели носителей "небольшевистских" идей, но формально обвиняемых во "вредительстве" (другими словами, в подготовке актов саботажа). Истинный смысл этих репрессий тоже был очевиден — Сталин отлично понимал, что в случае краха его режима именно люди с хорошей профессиональной подготовкой и дореволюционными представлениями о нормальной жизни, возглавят выход страны из коммунистического тупика.

Следующим этапом, предлогом, для которого послужило убийство главы ленинградской парторганизации Кирова 1 декабря 1934 года, было приравнивание критики сталинской политики к "моральному обоснованию террора". Первыми жертвами такого "правоприменения" стали многолетние оппоненты Сталина и Бухарина, соратники Ленина Зиновьев и Каменев. И уже когда было отработано подавление несогласия расстрелами и стало ясно, что новые большевистские элиты готовы рабски смириться с собственным уничтожением, и начался настоящий террор. Как только высшие слои партийной номенклатуры, командный состав армии и чекистов были изрядно прорежены и парализованы ужасом, настал черёд творческой и технической интеллигенции, духовенства, крестьян, ранее высланных при коллективизации в Сибирь. А потом уже и просто рабочих и колхозников, которые были нужны НКВД и для выполнения плана по раскрытию заговоров, и для пополнения огромной армии рабов ГУЛАГа — Главного управления лагерей НКВД.

Сталинский Большой террор, так же как и объявленная тридцатью годами позже Великая Пролетарская Культурная революция Мао, не были случайностью. Их целью было парализовать общество страхом на поколения, превратить расстрел в такую же обыденность, каким он был в годы гражданской войны, и главное — отбить у элит всякое желание влиять на выработку государственной политики, заставить следовать любым самым авантюристическим курсом.

И мы видим, что путинизм эволюционирует в том же направлении. Первыми жертвами его стали крупный независимый бизнес, независимые СМИ и независимые политики. Очень долго под жернова преследований попадали вполне лояльные и неполитизированные предприниматели и просто обыватели, вся "вина" которых заключалась в том, что у них можно было отбирать собственность и вымогать взятки. Однако явно назревающий, хотя и протекающий скрытно социально-политический кризис заставляет Кремль запугивать несогласных. В этом ряду и преследования активистов демократической коалиции, и "ЯБЛОКА" во время предвыборной кампании в этом сентябре. А сегодня уже настал черёд юридических обвинений правозащитников в разрушении государства.

За прошедшие годы государство, действуя достаточно незаметно, обеспечило себе не только юридические возможности запрещать митинги и цензурировать прессу и интернет. Оно отработало способы преследования действий, которые раньше всё-таки всеми считались вполне законными. Это не только приравнивание критики политики к экстремизму, что, между прочим, является отличительным признаком всех диктатур, но и такие иезуитские методы, как, например, обвинения в организации незаконного собрания граждан — участников одиночных пикетов! Ведь вокруг них люди могут собираться. А отработан этот подлый приёмчик был на уличных музыкантах в центре столицы! Общество тогда среагировало очень вяло, и власти сделали ещё шаг к тотальной регламентации. Постоянно идёт антиконституционное расширение понятия "экстремизм", под которое подгоняют любые критические высказывания.

Но не надо думать, что общество покорно лежит у ног власти, одурманенное и оглушённое пропагандой. Картинками с бомбовыми ударами по сирийской степи можно было отвлечь от неудач в Донбассе. Но в Кремле отлично понимают — авиаударами и иранскими батальонами гражданскую войну в Сирии не выиграть. Отправлять на фронт много солдат (немного уже воюют) — это гарантированно получить похоронки и воскрешение "афганского синдрома" в полной мере.

Когда дальнобойщиков тронули — они мгновенно самоорганизовались в десяти регионах и парализовали движение на трассах. Ни приобретение Крыма, ни защита Асада, ни нескончаемые телеразоблачения интриг президента Обамы и президента Порошенко отвлечь их от бедственного положения их личных финансов не смогли.

А экономика будет только проседать. Её падение при огромных усилиях можно сдержать, но без огромных кредитов остро необходимое технологическое перевооружение страны и модернизацию инфраструктуры провести нельзя. Санкции — это планка, определяющая уровень развития страны. Не зря же Медведеву поручили озвучить очень непопулярное решение о повышении пенсионного возраста. А ведь Путин совсем недавно критиковал такую меру, справедливо отмечая, что пенсионный возраст в таком случае станет почти такой же, как и средняя продолжительность мужской жизни.

Попавший в тупик недемократический режим обычно стремится снять растущее недовольство тремя способами.

Военно-шовинистический психоз. Но здесь Кремль дошёл до упора — "крымская эйфория" закономерно выдохлась, судьба Донбасса быстро отошла на периферию общественного сознания, Вторая холодная война фактически уже разгорелась, и эскалация приведёт только к открытой конфронтации.

Раздувание паранойи против "внутренних врагов". Борьба с олигархами, которая свелась фактически к "национализации" федеральных телеканалов и ЮКОСа, на несколько лет сделала Путина воплощением массовых надежд на расправу с новыми элитами. Однако гонения на несколько оставшихся правозащитных организаций, имеющих известность в мире, могут удовлетворить только профессионально озлобленных завсегдатаев ток-шоу.

Методом исключений мы видим, что в арсенале средств против нового протестного движения у властей остаётся только широкая чистка "не вписавшихся в расклады" предпринимателей и чиновников. Стоит обратить внимание на то, как сейчас из бизнесменов и из среднего класса старательно формируется образ врага.

Я думаю, что выводы читатель сделает сам.