Открытое обращение к Никите Джигурде

Уважаемый Никита Борисович!

Я очень оценил Ваше выступление перед революционным Майданом. Мне в принципе понравился и Ваш новогодний клип. Однако одно вызвало моё сильнейшее внутреннее отторжение – это комическое изображение распятого.

Прежде всего, распятие – это мучительнейший вид карфагенской и римской казни. Который применяли, как правило, к смутьянам и бунтовщикам, т.е. людям, которым мы не можем не симпатизировать за их отвагу и свободолюбие. Не стоит над этим смеяться. И уже совсем нехорошо, бить по основоположнику христианства (или по его прообразу), протестуя против клерикализации.

Я отлично понимаю и разделяю Ваши чувства. Приговор Алёхиной, Толоконниковой и Самуцевич также точно провёл линию раздела между интеллигенцией и церковью, как отлучение Льва Толстого от церкви в феврале 1901 года.

Но, поддерживая любой протест против государственного использования российских конфессий для официальной пропаганды и одновременно стремления глав конфессий использовать государство для получения выгод и расправ с оппонентами, я не могу принять любых инвектив против того, кого Михаил Булгаков (с моей точки зрения – ужасно и комично) вывел в образе Иешуа Га-Ноцри.
 
Основоположники христианства (или его исторический прообраз) был по нашим критериям классическим узником совести, жертвой политических репрессий. Как и Алёхина, Толоконникова и Самуцевич, он был обвинён в богохульстве – за акцию, которая была направлена против коррумпирования религии, отчуждение духовенства от верующих. Эта акция также была проведена в главном храме. Она также была протестом против того, что «дом молитвы» стал «домом разврата» и торжищем. Против угодничества клира перед оккупационной властью, перед узурпаторами.

Точно также вдохновителем расправы стало церковное руководство, которое организовало кампанию давления на светские власти с целью заставить их применить уголовное обвинение.

Конечно, 22 месяца тюрьмы и колоний – это не прибивание к кресту, но в те времена осуждение оппозиционеров на смерть было столь же привычным делом, как и раздача «двушечек» в современной России.

Не забудем, что, исходя из дошедшего до нас ритуала казни и предшествующих издевательств (порка в пародийном царском одеянии – пурпурный плащ и диадема-венец) речь шла именно о наказании за самозванство. В любом ином случае такая процедура подпадала под очень строгие римские законы по обвинению в оскорблении «величия Римского народа» - публично высечь и казнить бродягу, переодетого императором, – это было бы расценено, в лучшем случае, как насмешка, а в худшем – как наведение порчи через «магию подобия»! Именно для того, чтобы не было и тени подозрений, что самозванец претендовал на место владыки Средиземноморья, на кресте было велено написать «Король Иудейский». Никому из других казнённых таких надписей не полагалось…

Но то, что казнённый по такому чрезвычайному обвинению как самозваничество пребывал на кресте без «подельщиков» (Варавва, Десмос и Гестис были обвинены совсем по другим делам, и ни первосвященник, ни римская власть не стали делать из этого единый заговор) означало только одно – выступление было сугубо ненасильственное и быстро спало.

Иначе вокруг Голгофы вырос бы лес крестов. Примеры бывали. При том же Пилате

Поэтому шутить над подвигом и страданиями узника совести Иисуса-Иешуа так же неприлично, как шутить над подвигом и страданиями молодых женщин, публично обличивших ложь и трусость клерикалов, подлость и жестокость государства.
        
Извините за резкость.