Ноты протеста

Дирижер Тихоокеанского симфонического оркестра, член "Солидарности" Михаил Аркадьев, отказавшийся вступать в Народный фронт Владимира Путина, уволен из филармонии. В интервью Каспаров.Ru он рассказал почему связывает расторжение контракта со своей политической позицией.

— Вчера пресс-секретарь Владимира Путина Дмитрий Песков заявил, что ваше увольнение не связано с отказом вступать в Народный фронт.

— Разве он мог заявить иначе? Кто ему скажет другое? Губернатор? Его замы? Во-первых, он получил ответ, который хотел услышать. Во-вторых, другого ответа и не могло быть. Представьте, что Пескову ответят из Владивостока: ну да, ну да, еще бы, мы уволили Аркадьева именно по политическим причинам, потому что он плохой, против ОНФ, и из "Солидарности".

— А ваши политические убеждения сильно мешали раньше?

— До сих пор мои убеждения были моим частным делом. Я в Facebook высказывался, один раз на Каспаров.Ru. Что-то говорил при оркестре, маленькой газетке мог дать интервью. Этого вообще не замечают. Если бы не было ситуации с Гранями.Ru, то так бы и вообще все осталось. А там, если бы не Лев Рубинштейн, то вообще бы не опубликовали письмо.

Эти позиции, которых я никогда не скрывал, руководство обнаружило недавно. Я полагаю, что и письмо, где я протестую против присоединения Союза композиторов РФ целым списком к Общероссийскому народному фронту и включения меня в этот список без моего согласия, также, в конечном счете, сыграло свою роль.

— Почему не хотите во фронт?

— Во-первых, меня никто не спросил, хочу ли я туда пойти, а во-вторых, я считаю эту структуру опасным политическим симулякром.

—Как вообще вас уволили?

— Это был весьма интересный процесс. Директор впервые за четыре года вручил мне уведомление о расторжении контракта, в силу истечения срока. И, конечно, там ничего не говорится, будет ли заключен, или нет новый контракт. Прошлые контракты ведь просто "истекали". Договор заканчивался, и заключали новый, без всяких уведомлений и конкурсов. И в этот раз, по сути, вопрос о моем будущем в должности художественного руководителя и главного дирижера Тихоокеанского симфонического оркестра стоял до последнего момента, вернее до последнего концерта.

— На сколько лет заключался контракт?

— На год.

— И каждый раз заново?

— Да. Но последний год было мне уже интуитивно понятно, что новый не заключат. В прошлом году я поставил впервые за 75 лет в Приморье Девятую симфонию Бетховена. Мне помогали волонтеры из Кореи, Японии, США. В оркестре четвертую валторну бесплатно играл генеральный консул Японии, а партию треугольника вице-консул США.

Мы успешно провели этот, эпохальный для Владивостока концерт, а потом завершили сезон моей "Тихоокеанской сюитой", посвященной городу. После этого директор меня вызывает, и, снисходительно так, предлагает договор еще на год. Тогда я говорю ему, что у меня есть свои пожелания. Причем не ради меня, а ради стабильности оркестра. Говорю, что логичным был бы контракт на три года. Я даже не просил увеличения зарплаты, которая была, смешно сказать, 30 000 рублей. В ответ дирекция выдвинула мне ультиматум: или я подписываю годичный контракт, или филармония объявляет конкурс на должность главного дирижера.

Где-то полгода назад я понял, что на меня смотрят как на персону нон-грата и дирекция, и представители власти. Думаю, это было связано с тем, что я всегда четко проговаривал, что проблемы оркестра напрямую связаны с тем, как функционирует вертикаль.

— А с чем связаны проблемы оркестра?

— Он не укомплектован, музыкантам унизительно мало платят. Работе коллектива никто не помогает в самых элементарных, но зависящих именно от директора вещах. Точно так же было и четыре года назад, когда я приехал во Владивосток. Мои попытки что-то изменить ни к чему не привели. Мне даже пришлось однажды печатать афиши на свои деньги и платить за копирование партий. Но в дирекции никому это не интересно. Я неоднократно встречался с властями, я говорил с ними об оркестре, о его проблемах.

— Была еще история с постановкой симфонии, посвященной Михаилу Ходорковскому.

— Да, было дело, хотел дать премьеру симфонии Los Angeles Арво Пярта, посвященную Ходорковскому. Связался с Пяртом через Гию Канчели, сам нашел партитуру. У меня все было готово. Но как только администрация узнала о том, что я готовлюсь ставить симфонию, такая подготовка была прекращена еще на этапе оплаты за переписку партий. Однако партии были переписаны, помещены в фонд библиотеки, и до сих пор тяжелейшая работа переписчика оркестра не оплачена.

— А если бы Вы вступили в "Единую Россию", Вас бы слушали?

— Ну что Вы, о чем Вы? Наоборот. Тогда бы уж точно намекнули — ты на теплом месте, вот и помалкивай, способствуй денежным потокам. Проблемы и жизнь оркестра внутри бюджетной филармонии, управляемой "эффективным менеджером" — это проблемы и жизнь всей страны в миниатюре.

— После медийной волны, руководству филармонии стоило бы пойти на попятную...

— Проблема не в этом. Вопрос, на самом деле, не в том, останусь, я, или нет работать во Владивостоке. В любом случае, с этой конкретной администрацией я работать не собираюсь. Слишком она наглая и лживая. Ну, если мне только лично Дарькин позвонит и скажет: "Миша я тебя умоляю, мы тебя обеспечим оркестром европейского уровня", тогда я подумаю. Но с этой администрацией, насквозь продажной, непрофессиональной, жестокой — невозможно... Директор Макаренко мелкими несчастными зарплатами манипулирует так, что оркестр постоянно трясет! Лживо все, и главное, абсолютно равнодушно по отношению и к людям, и к симфонической музыке. Надо прояснить мою позицию: моя задача сейчас — обратить внимание федеральной власти на судьбу Тихоокеанского симфонического оркестра.

Важно поменять инфраструктуру и руководство филармонии в пользу оркестра, и обеспечить музыкантов профессионально и материально. Если это вдруг произойдет (в чем я сильно сомневаюсь) тогда я буду считать, что моя задача выполнена. После четырех лет работы публика Владивостока уже подготовлена и хочет слышать высокое искусство. Она полюбила симфоническую музыку!

Мой последний концерт был 8 июля. Люди висели на люстрах, в конце я дирижировал Прощальную симфонию Гайдна. Когда она заканчивается, дирижер традиционно уходит со сцены раньше оркестра. То есть, происходит это так: большая часть оркестра сначала расходится и гасит свечи, потом уходит дирижер, и остаются два одиноких скрипача. Я взял, и ушел после триумфального концерта со сцены и больше не вернулся ни в зал, ни в филармонию. Полчаса после этого, как мне рассказывали друзья, публика не расходилась. Стоя аплодировала. Завалила цветами сцену.

Все надеялись, что администрация скажет мне: "Давайте, Михаил Александрович, поговорим о будущем". Но этого не произошло. С этого момента мне начали звонить писать и спрашивать, не связано ли увольнение с моей гражданской позицией. Поскольку никаких профессиональных претензий ко мне они предъявить не могут, то очевидно, что все это имеет политический смысл, и в том числе свою роль сыграло то, что за неделю до последнего концерта я так резко высказался об ОНФ.

— Чем вы сейчас планируете заниматься?

— Понятия не имею. Приеду в Москву, буду искать работу.

— Не боитесь, что из-за политической известности вам теперь не дадут работу, занесут в "черный список"?

— Если будет "черный список", то будет. И что? Я не первый, не последний такой в России. Странно предполагать, что я делал это, не понимая рисков. Я шел на риск еще в 2007 году, когда публиковал на Каспаров.Ru свою первую политическую статью.