На дне

Уже три недели на российских телеканалах идет остросюжетный сериал. Пока одни чиновники убедительно объясняют, что кризис в России достиг своего дна, другие настойчиво уверяют нас в обратном. Не успел 20 марта вице-премьер Игорь Шувалов заявить, что падение дошло до своей низшей точки, как уже 24 марта Алексей Кудрин пообещал "вторую волну кризиса". Сразу после этого заявления заместитель министра экономики Андрей Клепач пояснил, что падение продолжается, но низшая точка уже близка.

Шестого апреля Дмитрий Медведев отрапортовал, что "наиболее драматичный период позади", и Владимир Путин согласился с этим, сказав что "угроза развала банковской системы отступила". Правда, уже в следующей серии, то есть через пару дней, глава Сбербанка Герман Греф отметил, что банковский кризис "в самом начале". Как уже можно догадаться, вскоре зампред Центробанка Алексей Улюкаев выступил с заявлением о том, что "жесткая посадка" уже произошла и худшее позади.

Сегодня на конференции Российского союза промышленников и предпринимателей схватились в споре пессимист — министр финансов Кудрин и оптимист — помощник президента Аркадий Дворкович. Дворкович заявил о том, что "фактически принято решение об увеличении с 2011 года страховых взносов". За это Кудрин его поругал, назвав эти слова "заявлением на публику". Министр финансов уверен, что решение об ослаблении налогового бремени нужно отложить на год. Очевидно, Кудрин ждет новых проблем.

Российский сериал явно заимствовал идею у американцев, для которых тема "дна" действительно очень актуальна, но не стоит льстить себе мыслью о том, что проблемы у нас общие.

Низшая точка у России и США на очень разной глубине. Даже если мы и правда достигли дна, это дает не больше поводов для радости, чем утопленнику.

Еще не все поняли, что на том "дне", где Россия находится уже сейчас, экономика не является жизнеспособной. На первый взгляд это может показаться странным для тех, кто помнит, что российский Стабилизационный фонд был создан в 2004 году, когда нефть стоила около 30 долларов за баррель и это считалось много. Сегодня нефть стоит больше 50 долларов за баррель, но бюджет почему-то закрывается с рекордным дефицитом (в марте он составил 180 миллиардов рублей, а на конец года он должен превысить, согласно проекту бюджета, 3 триллиона рублей). И это при том, что экспортные цены на газ еще вообще не успели упасть и держатся на уровне свыше 400 долларов за тысячу кубометров (в 2004 году среднеевропейская цена была около 130 долларов).

Другой пример: цены на сталь опустились до уровня 2004 года, но тогда за год производство стали выросло на 5,6 процента и достигло 65 миллионов тонн, а теперь упало (в годовом исчислении) на 30 процентов и не превысит даже 40 миллионов тонн.

Одним словом, "на дне" нас ждет совсем не 2004 год.

Во-первых, потому что в мире уже не осталось спекулянтов с лишними деньгами, готовых вкладывать, куда угодно, потому-что-все-растет. Нефть и металлы – биржевые товары. Они сильно зависят от ожиданий большинства игроков, а сегодня у них уже нет былого оптимизма. Во-вторых, сегодня в России даже на самое верное дело кредит получить практически невозможно из-за огромной инфляции. Только за первые три месяца 2009 года цены взлетели на 5 процентов, это даже больше чем в прошлом году (когда за год она составила 13,3 процента). При таком росте цен банки дают кредиты под 23-25 процентов годовых, а это для преобладающего большинства российских производителей совершенно невыполнимые условия, особенно при нынешней конъюнктуре.

Почему инфляция так высока, понятно, ведь российские власти реагируют на кризис не борьбой с монополиями, коррупцией и госкапитализмом, а лишь увеличением социальных расходов. Из-за низкой адресности социальные расходы бюджета и раньше были тяжелым бременем для государства (особенно в условиях высокой коррупции), а сегодня экономисты и вовсе хватаются за голову: повышенные пенсии и зарплаты надо будет платить каждый год, но если сейчас для этого есть Резервный фонд, то в 2010-м его уже не будет. К началу апреля размер российских резервов составлял 4 триллиона рублей, из которых 3 должны пойти на погашение дефицита бюджета. Чем будут российские власти платить пенсии и зарплаты в следующем году?

Не надо думать, что, проедая Резервный фонд, мы откладываем социальные проблемы на будущее.

Из-за резкого спада экономической активности Россия сталкивается проблемой, о которой давно забыла – с массовой безработицей.

Последние данные Росстата по занятости приходятся на конец февраля – к этому моменту число безработных выросло уже до 6,4 миллиона человек (8,5 процента от экономически активного населения). Для сравнения, безработица в годы Великой депрессии составляла 15 процентов от экономически активного населения. В России она, по прогнозу Всемирного банка, уже к концу года почти достигнет этого уровня и составит 12 процентов.

Даже Дмитрий Медведев вынужден был признать катастрофичность этой тенденции в ходе сегодняшней встречи с экспертами в Институте современного развития (хотя и довольно забавно занизил цифры: долю безработных назвал верно — 8,5 процента, но при этом назвал лишь число официально зарегистрированных — 2,2 миллиона). При этом он и выступавшая в ходе той же встречи министр социального развития Татьяна Голикова озвучили только одну меру противодействия этой проблеме: создание новых рабочих мест за государственный счет. Но при остановившейся экономике это мало чем отличается от тех же пособий по безработице. А главное – долго ли сможет государство оплачивать такое трудоустройство?

Российские эксперты отмечают, что основной всплеск безработицы наступит, когда исчерпается Резервный фонд и начнут сокращать бюджетников. И если чиновников (более 1,5 миллиона человек) и военнослужащих (более 1,2 миллиона человек) непропорционально много и их действительно нужно сокращать, то увольнение учителей и врачей непременно скажется и на тех, кто пользуется их услугами.

Надо учитывать также то, что в отдельных регионах картина будет хуже, чем в среднем по стране: на грани вымирания оказываются многие моногорода, в тяжелой ситуации — Урал и Дальний Восток.

Совсем страшно себе представить, что будет происходить в Ингушетии и Чечне, ведь это почти на 100 процентов дотационные регионы.

Если сравнивать кризис с путешествием во времени, то "низшая точка", о которой говорят наши чиновники, больше напоминает не 2004, а в лучшем случае 1994 год. И это лишь то, что мы знаем о ситуации на ближайшие год-полтора, ведь может статься, что к этому времени нашим политикам придется цитировать Ежи Леца: "Когда я думал, что опустился на дно, снизу постучали".